Зверь почувствовал взгляд и повернул крупную лобастую голову. Пристальный взгляд умных, но холодных и колючих, словно битый лед, глаз наверняка заставил бы поежиться многих, но Борис давно знал эту особенность волчьего взгляда – полного собственного достоинства и в то же время предельно внимательного, фиксирующего любое движение вокруг. Уши волка дрогнули и застыли торчком.
– Потерпи, скоро приедем, – сказал Борис. Юрс отвел взгляд и вновь стал смотреть на дорогу. Его высокомерное спокойствие и монументальная поза словно говорили, что терпения у него хватит не на одну еще такую поездку.
Тюрин усмехнулся, вспомнив, как поначалу реагировал волчонок на мотоцикл. Шерсть его вставала дыбом, зубы обнажались в свирепом оскале, стоило ему хоть издали увидеть это воняющее и рычащее чудовище. Усадить звереныша в коляску вообще стоило неимоверных усилий и покусанных рук. Но довольно быстро Юрс понял, что удовольствие от езды на этом чудище стоит того, чтобы смириться с его мерзким запахом и невразумительным рыком. И теперь уже он первым запрыгивал в коляску, откровенно обижаясь, если хозяин отказывался его покатать.
Все-таки странно, думал Борис, с чего ему пришло в голову взять себе волчонка. Словно толкнул кто под руку, когда вышел он тогда на волчье логово. Полез, взял одного из четверых щенков, не выбирая даже, будто знал, что именно этот ему и нужен. Сунул пищащий бурый комочек за пазуху и пошел назад, не оглядываясь, хоть и знал, что волчица за ним из укромного места внимательно наблюдает. Но Тюрин, будучи лесником, знал: мать не станет защищать малышей и ничем себя не выдаст – очень уж боится человека. Тем более трех-то щенков он ей в утешение оставил.
Подумав еще, Тюрин в очередной раз пришел к выводу, что ничего и никогда не происходит просто так. Впрочем, уж кому-кому, а ему и размышлять на эту тему было незачем, он и так это хорошо знал. Но порассуждать сам с собой, пораскидывать мысли-карты в логическом пасьянсе Борис любил. Видимо, в силу уединенного обитания и редкой возможности пообщаться с людьми. Но как раз сегодня такая возможность будет ему предоставлена. Тюрин с самого утра это чувствовал, даже более – знал. Впрочем, предстоящая встреча не обещала философских разговоров. Мало того, тема предстояла наверняка неприятная, но таковой уж являлась специфика его второй работы, где в отличие от первой с приятными вещами по определению не могло быть никаких дел.
Борис снова задумался. Вторая работа? А может, вторично все же лесничество? И все остальное вообще? Да и работа ли это, по сути? Скорее уж – предназначение, смысл его существования в принципе. Впрочем, о работе лесником он мог бы сказать то же самое.
Поставив мотоцикл в сарай, Тюрин отвел Юрса в вольер. Собственно, в этом не было особой необходимости, но с учетом того, что кордон располагался не где-нибудь в глухой тайге, а довольно близко от людских поселений, вероятность того, что сюда забредет заплутавший грибник, была достаточно велика. И встреча один на один со свободно разгуливающим волком могла бы принести лишние неприятности обеим сторонам.
Покормив собак – помимо волка, он держал еще двух лаек, – Борис направился к дому и почувствовал вдруг: вот, вот оно! Случилось нечто, предчувствие чего и одолевало его с рассвета. Он бросил взгляд на часы: восемь сорок. Что ж, добираться сюда из города часа полтора, да пока еще поймут, разберутся… В общем, раньше одиннадцати ждать гостей вряд ли стоит. Можно было бы и лечь, попытаться заснуть, возможно, что-то при этом узнать самому, но любое новое дело Тюрин предпочитал начинать с чистого листа. Сознание должно быть прозрачным, не замутненным никакими догадками и непроверенными версиями. Тот, кому следует, его во всем просветит. А потом уже он, сделав нужные выводы, все внимательно просчитав и взвесив, даст необходимые вводные Юрсу. Что ж, волчонок, пришел, похоже, и твой час показать, на что ты способен!
«Тот, кому следует» не появился ни в одиннадцать, ни в двенадцать. Борис уже собрался обедать, когда услышал вдали шум мотора. Он вышел во двор, подошел к изгороди и вынул из пазов три толстые жерди, заменявшие «забору» ворота. Подождал, пока пыльная, непонятного цвета «десятка» заедет во двор, и водрузил жерди на место.
Из машины вышла женщина. Ей вряд ли было меньше пятидесяти, но сейчас Тюрин готов был ей дать и все шестьдесят – настолько она выглядела измученной, помятой и тоже словно бы «пыльной».