Однако черные сапоги на высоком каблуке на моих ногах ничего не делают, чтобы согреть меня. Начинаю беспокоиться, что могу потерять палец от обморожения, если нам придется простоять здесь еще долго. Не помогает и то, что я чувствую себя незащищенной не только перед стихией, но и перед оценивающими взглядами всех людей, стоящих в очереди вместе с нами.
Выцветшие джинсы с низкой посадкой делают мой зад классным, по крайней мере, по мнению Финн, а черный кожаный корсет с халтер-топом, который та настояла, чтобы я взяла, подчеркивает мою талию и высокую круглую грудь. Часть меня чувствует себя немного крутой, а другая чувствует, что мне следует прекратить играть в переодевания и вернуться в нашу комнату заниматься.
— Конечно, я уверена. Ты выглядишь сексуально, — уверяет меня Финн сквозь стучащие зубы, и я хмыкаю.
— Готова поспорить, что я похожа на мороженое. — Я топаю ногами, пытаясь понять, чувствуют ли они еще что-то. — Сколько нам еще ждать здесь? — После того паршивого утра, которое у меня было, Финн решила, что ночь вне дома — это именно то, что доктор прописал. Не буду врать — это звучало как лучшая идея в нашей уютной теплой комнате в общежитии.
Когда моя сестра еще жила дома, я помню, что она постоянно выходила на улицу с подругами в неподходящих по погоде нарядах. И злостно высмеивала ее за это, а теперь вот сама мерзну, стоя полуголая посреди зимы, ожидая, пока попаду в какой-то бар, в который, наверное, все равно не хочу попасть.
Наконец, очередь начинает двигаться. Через несколько минут мы оказываемся внутри, и меня обстреливают стробоскопические цветные огни и глубокий бас, от которого мои сердце бьётся о ребра.
— Святое дерьмо! — Не думаю, что Финн слышит меня из-за музыки, но мое выражение лица, должно быть, само говорит обо всем, потому что она смеется над моей реакцией. Я потрясена тем, что вижу что-то настолько современное в кампусе, где остальные здания выглядят, словно они из средневековой Англии.
В Уиттиере тоже была студенческая пивная — маленькая, мрачная, с дерьмовой звуковой системой и жесткими, неудобными стульями. Но это место выглядит так, будто его перенесли прямо из сердца Нью-Йорка.
«Андеграунд» — это не бар, а настоящий ночной клуб.
Вся средняя зона представляет собой огромный танцпол, заполненный извивающимися телами, попавшими в паутину звука, льющегося из стратегически расположенных колонок. Зеркальный шар, подвешенный достаточно высоко, чтобы его не было видно, ловит лучи разноцветных огней и отражает их, как блестки, на все вокруг. Здесь царит атмосфера свободы и освобождения, и она начала заползать мне под кожу, как только я переступаю порог.
Финн хватает меня за руку и тащит через лабиринт высоких столов и высоких черных кожаных стульев на танцпол. По сравнению с ее покатыми бедрами и плавными движениями сразу понимаю, насколько я скованная и неловкая, стою рядом с ней, как дура, совершенно не двигаясь.
— Али, расслабься! — наклоняется она и кричит мне на ухо. — Просто почувствуй это. Отпусти себя на одну песню.
Я могу это сделать, правда? Разве это может быть так трудно — всего лишь одна песня?
Закрыв глаза, я глубоко вдыхаю и слушаю, действительно слушаю, позволяя музыке наполнить мое тело звуками. Вскоре не остается никаких мыслей, только движение и ощущения. Мое сердце подхватывает удары, а ноги находят ритм. Вытянув руки вверх, я открываю глаза и вижу, что Финн ухмыляется в знак одобрения. Коллективная энергия на танцполе очень мощная. Первобытная. И я отдаюсь ей впервые в жизни. Снова закрываю глаза и упиваюсь ощущением того, что чувствую себя такой живой, такой связанной с чем-то большим, чем я.
Кто-то врезается в мой правый бок, я отступаю в сторону, чтобы уйти с дороги, но там тоже кто-то стоит.
Открываю глаза, и блаженная ухмылка, искривляющая мои губы, исчезает от выражения лица Финн. Проследив за ее взглядом, я понимаю, что меня зажали, и, несмотря на переполненный танцпол, люди начинают это замечать.
По обе стороны от меня стоят близнецы, достаточно близко, чтобы я почувствовала слабый приступ клаустрофобии, их ухмылки окрашены злобой. Как будто они знают мои самые глубокие, самые темные секреты и не могут дождаться момента, когда смогут использовать их против меня. Когда тот, что с рыжими кончиками волос, высовывает язык и проводит им по нижней губе, по моему телу пробегает дрожь, и мне хочется убраться отсюда. И побыстрее. Потому что, хотя у меня хватает здравого смысла бояться их, страх — это не то, что заставляет меня учащенно дышать, колотить пульс или ощущать внезапное тепло между ног.