Война ворвалась в нашу семью и опустошила ее. Первым ушел от нас папенька. Мы провожали его на вокзал под звуки военного оркестра; вместе с нами за маршевой ротой бежало множество женщин и детей. Он поднялся в вагон, помахал нам рукой, поезд тронулся… И папенькa словно в воду канул.
А уже через несколько дней мы провожали Войтеха. За отворотом солдатской шапки — дубовый листок, в глазах слезы: он плачет и дожевывает пирожок из того запаса, что я напекла ему в дорогу. Единственное, что нас утешало, это его назначение в полк, которым командовал полковник Леопольд.
Весь четырнадцатый год ждали мы окончания войны. Газеты приносили сообщения о великих и славных победах. Но раненые, заполнявшие больницы, школы и все общественные здания, рассказывали, как они днем и ночью бежали перед несметными полчищами русских.
К рождеству мы получили сообщение, которое нас обрадовало. Нас официально извещали, что папенька попал в плен. Впервые за все это время мы глубоко вздохнули: значит, избавился от военной службы! И надеялись на его скорое возвращение.
Но наступил год тысяча девятьсот пятнадцатый, а конца войны все еще не было видно. По-прежнему идут из казарм к вокзалу воинские колонны, но толпы провожающих значительно поредели. Все меньше и тех, кто ликует при виде каждой маршевой роты и сует проходящим солдатам подарки. Цены на товары заметно возросли. Пришлось ввести карточки на муку и сахар, ибо из-за недостатка железнодорожных вагонов подвоз их весьма ограничен. Мужчины жалуются, что не могут достать некоторых сортов табака.
Год тысяча девятьсот шестнадцатый. В армию берут тех, кто отродясь не подлежал призыву. Маршевые роты состоят из старых бородатых ополченцев и юношей, лица которых еще покрывает первый пушок. Дамы-благотворительницы раздают солдатам открытки полевой почты и спички, на двух солдат — коробок. Из нашей семьи призывают одного мальчика за другим. С витрин исчезают товары, за продуктами нужно часами выстаивать в очередях. Количество наших неприятелей не убывает, а растет: все новые и новые страны объявляют нам войну. Суровая нужда стучится в каждую дверь. Все заботы о хлебе насущном ложатся на нас, женщин. Матушке Боженке удалось получить место кондуктора в пражском трамвае, форменная одежда ей очень к лицу. Бланка, муж которой сторожит в Боснии мосты, служит в городском магистрате по снабжению.
Год тысяча девятьсот семнадцатый. У меня полная сумка бумажных денег и металлических двадцатигеллеровиков — но я ищу, где бы раздобыть немного молока для маленьких. В воскресенье мы ходили с торбами по деревням. Где встречали запертые ворота, где на нас спускали собак, но в одном хозяйстве мы все-таки выменяли бритвенный прибор и картину на куль манной. Только на вокзале его реквизировали жандармы. Дети не ходят в школу, потому что в классах нетоплено, и родители посылают их красть уголь. Сигары можно достать в писчебумажном магазине, а мясо — в табачной лавке. Люди приторговывают кто как может: меняют обувь на муку, пианино на мешок сахарного песку. Товар меняется на товар. А женщины, у которых нет ничего, предлагают себя за кусок пайкового хлеба.
Год тысяча девятьсот восемнадцатый. Нашего соседа застали, когда он поедал солонину, и негодующая толпа учинила над ним расправу. На фронт отправляют глухих, хромых и горбатых. Офицеры стыдливо прячут глаза, когда ведут на вокзал роту убогих калек. Людвик боится, как бы и его не забрили; говорят, дойдет очередь и до семидесятилетних. Пропала Геленка. Три дня ее не было дома, потом я нашла ее у одного торговца. Она плакала и говорила, что за любовь тот посулил ей довоенный отрез на платье. Я сломала зонтик о голову этого негодяя. Он кричал и угрожал пожаловаться куда следует. Но не пожаловался, потому что сам, будучи дезертиром, боялся полиции.
Мы уж думали, война никогда не кончится, как вдруг однажды на улице поднялась суматоха, с вывесок начали срывать жестяных двуглавых орлов, и настала революция {73}. Наши союзники приехали налаживать с нами торговлю, навезли консервов, какао и овсяных хлопьев. Прибыла и французская военная миссия, вызвав всеобщее восхищение синими мундирами с золотыми галунами.
Через Красный Крест мы получили печальное известие, что наш папенька Гибиан умер в Уфе. Должна сознаться, это даже не слишком нас поразило: в ту пору мы привыкли к смерти.