Недолгим был траур матушки Божены. Папенька не успел глубоко затронуть ее сердца, а тут она нашла новую любовь. Ей понравился один французский офицер, по имени Гастон д’Эсперей. Где она с ним познакомилась, мы так и не дознались. Пришла и как бы мимоходом сообщила, что уже замужем. Даже не спросила нашего согласия, а когда мы ее за это упрекнули, ответила, что нынче так принято…
Я совсем состарилась. Ничего не понимаю. Все, что я с детства привыкла уважать, рухнуло. Былые ценности утратили смысл и обветшали. Чем старше женщины, тем короче их юбки. В общественных местах дамы появляются одни, без мужчин. Коротко стригут волосы и кичатся мальчишескими прическами. Матушка тоже не устояла перед новой модой. На уме у нее не хозяйство, а одни лишь танцы да развлечения. И курить научилась, как мужчина. Будь она моей дочерью, я бы… Но она моя мать, и потому я ничего не говорю, только молча страдаю. Видно, близится конец света.
Папенька Гастон приходит к нам точно в гости. Нас, детей, вовсе не замечает. Ему и невдомек, что он должен своим отцовским словом наставлять нас на путь истинный. Людвик все собирается напомнить папеньке Гастону о его родительских обязанностях, но вынужден отказаться от этой затеи, ибо не владеет французским языком, да и видится с папенькой слишком редко. До нас дошли слухи, будто папенька часто появляется в обществе с балериной по имени Лилиан Дауер. Она танцевала в варьете, привлекая публику своим необычным видом и исполнением. Говорили, будто она выступает почти совсем обнаженная, но я в это не верю. Думаю, что женщина не способна пасть столь низко, так забыть о нравственности и религии, чтобы выставлять свое тело на освещенной сцене. Меня поразило то, с каким равнодушием приняла матушка известие о папенькином увлечении. Услышав о его измене, она только рукой махнула и холодно улыбнулась.
В конце двадцатого года случилось событие, внесшее в нашу семью невероятное смятение: неожиданно вернулся папенька Гибиан, давно объявленный мертвым. В довершение бед он привез с собой супругу Авдотью Родионовну, на которой женился в дальневосточном городе Харбине. От их брака родились мальчики Николай и Илья и девочка Марфа.
Я встретила их с противоречивыми чувствами. Конечно, я радовалась, что папенька вернулся с этой ужасной войны живым. Но теперь перед нами возникал сложный вопрос: кого считать настоящим отцом — пана Гибиана или месье д’Эсперей? Пан Гибиан был папенька давний, довоенный. С другой стороны — официально он лишился всяких прав, поскольку был объявлен умершим. Матушку Авдотью я приняла с уважением, как подобает дочери. Но посоветуйте мне, кому я должна отдать дочернюю любовь — матушке Авдотье или матушке Божене?
К счастью, папенька Гибиан сам понял сложность нашего положения и решил добровольно уступить права отцовства Гастону. Он переехал со своей семьей в деревню, и там, мертвый для нас и для государственных учреждений, начал новую жизнь.
Жестокий грипп, с необычайной силой обрушившийся на всю планету, унес множество жизней. Его жертвой стала и наша дорогая матушка Божена. Утром она вернулась с танцев и почувствовала себя плохо. Я просила ее лечь, но она не послушалась и вечером снова отправилась танцевать — настолько захватило ее необузданное стремление урвать от жизни все, что можно. Эта мысль, по моим наблюдениям, не давала покоя большинству людей. Матушка потеряла сознание в объятиях своего партнера. Безжизненное тело, охваченное жаром, привезли к нам какие-то чужие господа во фраках. Так и не придя в себя, матушка Божена через несколько часов скончалась.
Вскоре после описанных событий папенька Гастон довел до нашего сведения, что вступил в брак с балериной Лилиан Дауер. Одновременно он сообщил, что прикомандирован к французскому посольству в Буэнос-Айресе. Вся семья сопровождала молодоженов до порта Шербур. Там, сердечно с нами простившись, они вступили на корабль. А мы плакали и махали белыми платочками, пока пароход не скрылся за горизонтом…
Мы плакали и горевали, что безжалостный корабль увозит наших дорогих родителей в чужие края, но Людвик утешил нас мудрым словом — мол, мы еще должны благодарить бога за то, что избежали горестной судьбы стольких сирот, так и не познавших родительской ласки.
А год спустя почтальон принес нам письмо, содержавшее радостные вести. Матушка Лилиан подарила своему супругу сыночка Мануэля и дочурку Долорес. Я все собираюсь к ним съездить, но никак не могу решиться. Упрекаю себя за черствость, за отсутствие родственных чувств. Как же так, ведь у меня есть братец и сестрица, а я до сих пор не собралась навестить их, полюбоваться ими! Впрочем, когда погода установится, я непременно отправлюсь в путь. Больше откладывать нельзя, люди осудят…