История Пльзеня, как, впрочем, и прошлое почти любого города, пестрит такими вот наглядными примерами перехода предметов и явлений из старого качества в новое. Совсем не так, как столетие с лишним назад, читается, например, символика пышного фасада Городского клуба, в начале XX века средоточия всего лучшего чешского, что только можно было во всем свете сыскать. Имена отцов нации, начертанные золотыми буквами у здания во лбу; скульптурные аллегории Единства и Благородства перед бельведером; многоцветные фрески «Концерт» и «Урок» в промежутках между вторым и третьим этажами; конечно, щит с двухвостым львом — Měšťanská beseda образца 1901 года языком архитектуры вещала о национальных гордости и доблести чехов, выстоявших в недружелюбном немецком окружении, примерно как 35-й пехотный полк. То-то ли сейчас?
Напротив этого пафосного здания, в парке Мартина Копецкого (был такой заслуженный бургомистр Пилзена), расположен еще один артефакт австро-венгерской эпохи — высокая метеорологическая будка, выполненная в стиле Венского сецессиона, на гранитной подставке, тяжелой чугунной ковки, с темно-зеленой шапочкой и золотым флюгером наверху. Это экспонат даже не двойного, научного и исторического, назначения, я бы добавил еще и третье, философско-метафизическое. Различные приборы на стенах будки не только указывают температуру воздуха, его влажность и атмосферное давление, не только уточняют, на какой высоте над уровнем моря находится площадь Республики (313 метров). Здесь есть подвижная карта звездного неба над твоей головой, и есть карта чешской разницы во времени, сколь бы невеликой она некоторым ни казалась. Ведь не каждой стране дано раскинуться в 11 часовых поясах, для кого-то имеет значение каждое астрономическое мгновение. Полдень в Пльзене наступает на четыре минуты позже, чем в Праге (скороходный «Западный экспресс» покрывает эту дистанцию за час с небольшим), разница во времени между дальним востоком Чешской Республики и ее крайним западом составляет 16 минут.
В Пльзене нам доводилось бывать много раз, с разными целями и при разных обстоятельствах, но в рамках этого книжного проекта городу не повезло — график работы назначил поездку в самое неудачное время года: конец осени или начало зимы, ну невозможно же всюду побывать в мае и сентябре! Чтобы хоть как-то оживить визит, мы выбрали дни накануне католического Рождества, расцвеченные иллюминацией, праздничными ярмарками и народными гуляньями. Расчет, с одной стороны, оказался верным (мы даже поучаствовали в хоровом пении главной чешской колядки «Рождество, Рождество приходит, веселое и счастливое!»), а с другой — совершенно не оправдался, поскольку к закату едва успевало рассветать.
Стоял туман, на газонах ни снежинки, клумбы заботливо накрыты еловым лапником, на табличках рядом начертано декадентски «Здесь спят цветы», краски казались тусклыми, а лица, соответственно, стертыми. Метеорологическую будку пришлось изучать аккурат в момент зимнего солнцестояния, и это солнце, в общем-то, как бы и не собиралось вставать. Буквально говоря, пльзеньское время для нас оказалось ночным, но это не значит, что повсюду царила темнота: в городском саду под фонарем зажигал уличный гитарист с хорошо темперированным усилителем, и подростковая аудитория обоих полов внимала музыканту, задумчиво затягиваясь «травкой». На площади Республики, на высоте 313 метров над уровнем моря, бойко торговали горячим вином и теплой медовиной, карамельными пряниками и засахаренными орехами, леденцами и покрытыми шоколадом фруктами на палочках, жареными сырами и копчеными колбасками, супом из капусты и супом из требухи, картофельными блинами и ячменными лепешками, в стойлах задумчиво жевали сено овечки, козлики и маленькие лошадки, а вертепная композиция из сотни деревянных фигур — и волхвов, и пастухов, и ангелов, и прочих, из которых самой ничтожной и беспомощной казался лежащий в яслях младенец Иисус, — поражала воображение своими пестротой и разнообразием, каких мы не видели даже у стен Ватикана. И над этим всем ярко горела Вифлеемская звезда, которую ни за что не обнаружить на астрономической карте самой продвинутой в мире метеорологической будки.
Вот таким естественным образом жизнь перемещает нас от высокого небесного к прозаическому земному. Пльзень — из числа городов и территорий, названия которых стали нарицательными в мире алкогольных напитков, вроде Коньяка или Шампани. Причиной явился plzeňský prazdroj, давший имя даже не сорту, а целому виду пива, самому распространенному на мировом рынке. До появления такого пива богемский городок, пожалуй, ничем особенным в историю не вписался. Ну да, во второй половине XV века неизвестно кто отпечатал здесь первую в Чешских землях книгу, но это все-таки осталось событием местного значения. А тут к Пилзену-Пльзеню пришла воистину мировая слава.