Даша запаслась скрепками и мучительно долго ждала бабку. Та пришла за полночь. Пьяная, что необычно, и злая, что неудивительно. Пошатываясь и бормоча, прошла по коридору до своей комнаты. Повозилась там и грузно улеглась.
Даша выждала полчаса и прокралась в спальню Ираиды. Тихонько выругалась: в темноте теней не видно. Пришлось включить фонарик на телефоне.
На секунду стало страшно: такие тени ужасно пугали её, когда она ходила с мамой в детский сад через старый парк. Но Даша упрямо мотнула головой. Нет, ей уже не пять лет! Она сильная. Она сможет.
Даша огляделась. Так, вот первая! Воткнула скрепку, пригвоздив тень к коврику у бабкиной кровати.
Где же остальные? Ираида всхрапнула во сне, заставив внучку замереть, прикрыв фонарик ладонью. Вроде успокоилась.
Пятно света снова заметалось по комнате в поисках ненормальной тени. Вот вторая! Скрепка поймала следующую тень у изголовья кровати.
А вот и тре...
— Даша! Дрянь!
Бабка заорала так, что у девчонки заложило уши. Ираиды с неожиданной силой схватила её за руку с телефоном и дёрнула так, что Дашу швырнуло на стену. Что это треснуло с таким хрустом, Дашина голова или стена?
Зрение расплылось. Висок налился тяжестью, и почему-то намокло ухо.
— Бабушка... я помочь... — прошептала Даша.
— Молчи, дрянь!
Кажется, Ираида пнула её. Затем вырвала из ослабевших пальцев телефон и принялась лупить девчонку, приговаривая: “Ах ты, дрянь! Паршивка! Дрянь!”
Даша попыталась отползти, но не смогла, и скоро отключилась под градом ударов.
Сотрясение, перелом руки в двух местах, трещина в ребре, страшные кровоподтёки.
Прижимающая к глазам платочек Ираида Петровна сказала врачам, что на внучку напали хулиганы. Даша слишком плохо соображала, чтоб возражать.
Следующие два или три дня прошли как в тумане. Её постоянно тошнило. В глазах двоилось, а иногда и троилось. Голова болела так, что Даша не могла думать.
Нет, лучше никому не помогать.
А потом приехал дядя Юра и забрал её. Из больницы и от бабки. Дашу лечили магией и незнакомыми лекарствами — и вскоре она смогла соображать и даже разговаривать.
— К бабке я не вернусь.
— И не надо, Даша. Ты прости: я думал, тебе с ней лучше будет...
— Давай я теперь сама буду решать, как мне лучше.
— Договорились!
Дядя Юра взялся учить её быть видящей и не возражал ни против новых проколов и тату, ни против мрачной музыки и неженственной одежды.
Сказал только:
— Если тебе нравится, то пусть. Ты только не мне или бабке назло делай, а себе в удовольствие, ладно?
Она согласилась.
“Стыдно быть слабым”
Эдик уродился видящим и тощим. И за то, и за другое ему постоянно попадало. То засмотрится на пролетающую “рыбку”, то отвлечётся на прозрачного кота или на какой-нибудь мерцающий шар — и обязательно что-то уронит, прольёт или не удержит.
Мама вздыхала:
— И в кого ты такой растяпа, Эдик?
Вздыхала, впрочем, беззлобно. Злиться ей было некогда: мама разрывалась между швейной машинкой и близнецами. Целыми днями шила на заказ и нянчила Олю и Алю. Четыре ребёнка постоянно требуют еды, одежды, обуви, игрушек. Старшим нужны ещё и учебники, ручки, тетради и прочие школьные принадлежности. А Оля и Аля постоянно болеют, и на их лекарства тоже улетают немалые суммы.
Папа с утра до вечера пропадал на работе — делал мебель на фабрике. А на выходных то и дело брал подработку и возился с заказами в гараже, обустроенном под мастерскую.
Петровы никогда не бедствовали, но Эдик точно знал, как много сил и времени тратят родители, чтобы заработать, поэтому не просил ни новый телефон, ни крутые кроссовки. Старшая сестра, Алиса, требовала модные шмотки и косметику, но она — девчонка, ей, наверное, надо.
В школе Эдика постоянно дразнили.
— Эдик-педик! — орал верзила Олег Кузьмин, а его подпевалы хохотали, как гиены.
Эдик старался не обращать внимания. Он ведь Эдуард, в честь дедушки. Но пацаны не отставали. Одного имени было бы достаточно, но он ведь ещё и видел то, что другие не видели.
В первом классе ему казалось, что светящуюся мошкару над стадионом или прозрачного кота, дрыхнущего на подоконнике, видит не только он. Вроде бы на странных существ смотрела и Нина Девяткина, и Демид Андреев, и Вика Катина. Но все молчали.
Эдик тоже старался скрывать свою способность, но когда он учился во втором классе в кабинет во время урока русского языка залетела огромная мерцающая “рыба”, не смотреть на которую было просто невозможно. “Рыба” замерла над его партой и уставилась на него жутким круглым глазом размером с футбольный мяч. Замерший Эдик смотрел на неё, не отрываясь, выронив ручку из ослабевших пальцев. А когда она немо щёлкнула пастью — вскрикнул, вскочил и убежал.