– Что, и Прапор здесь? – едва не подпрыгнул от досады Сергей.
– Да нет, он еще ночью ушел. У него сегодня с утра наметилась работенка.
– Вы че в дверях, как неродные, стоите? – донесся из глубины зала бас Гнома.
Двухметровый гигант, раздетый по пояс, пятерней чесал мускулистую грудь. На правом плече у него красовалась темно-синяя татуировка: белый медведь спускается на парашюте, над куполом старославянским шрифтом было написано «Североморск 1993—1995 г.», на левом плече были скрещены два флага: российский триколор и военно-морской андреевский. Под флагом стояла надпись: «Чечня 1995 г.».
– Давайте наводите порядок и выметайтесь отсюда, – буркнул Сэнсэй, заходя внутрь.
Он быстро прошел через зал и включил рубильник вытяжки. Загудел вентилятор, наполняя помещение свежим воздухом.
В раздевалке Гном и Бодун складывали в полиэтиленовый мешок остатки ночного празднества.
Раздевалка была небольшим помещением с низким потолком, по периметру стояли длинные скамейки, над ними тянулись рейки с крюками вешалок. Все стены были заклеены красочными плакатами бойцов и культуристов.
Сергей не спеша разделся, снял с крюка свое кимоно, одевшись, повязал черный пояс. Гном надел свитер, сверху накинул короткую кожаную куртку. Бодун затянул узлом полиэтиленовый кулек с мусором, сунул в рот сигарету, но поджечь ее не успел.
– Не курить, – рявкнул Сэнсэй.
С тяжелым вздохом Бодун сунул сигарету обратно в пачку и повернулся к плакату, на котором была запечатлена полуголая девушка в армейской каске с «М-16» в руках. Надпись на плакате гласила: «Мой дружок служит в иностранном легионе».
– Еще не служит, – поцеловав в лоб девицу, промурлыкал Бодун. – Но скоро будет там.
Гном и Сэнсэй громко рассмеялись. Не удержавшись от комментария, Сергей сказал:
– Как же, скоро. Так вы и просидите на своей стоянке до седых волос.
– Это почему? – возмутился Бодун.
– Потому. Все, что вы зарабатываете, тут же спускаете, – последовал категоричный ответ.
– Ладно, будет и на нашей улице праздник. Пошли, малютка Гном, нас тут не понимают.
Двое верзил выбрались из тесной раздевалки и не спеша направились к выходу. Им навстречу вынырнули два карапуза, которые замерли в почтительном поклоне:
– Ос-с.
– Ос-с, – за двоих ответил Гном. Когда они прошли, шепнул на ухо товарищу: – Вот Сэнсэй их дрессирует. Будто решил возродить самурайское движение.
Выбравшись из подвала, Бодун наконец смог с наслаждением закурить, затем, размахнувшись, швырнул кулек в мусорный контейнер. Протянув руку, сказал:
– Ну что, до вечера?
– А что вечером? – не понял Гном.
– Да ты че? Прапор проставляется, он же наконец оформил развод со своей мымрой.
– В «Теремке»?
– Как обычно.
– Ну, тогда до вечера.
Обменявшись рукопожатием, парни разошлись в разные стороны.
Пивбар «Теремок» был своеобразной достопримечательностью Новино. В отличие от множества вонючих пивнух там не надо было стоять, хлебая пиво из литровых банок.
В теремке стояли длинные, грубо сколоченные столы и скамейки. Пиво подавалось в бокалах, и к нему еще продавались соленые сушки и вобла.
У старшей группы Сэнсэя в «Теремке» был свой столик.
Владимир Гаранин по прозвищу Прапор сегодня чувствовал себя именинником: наконец свершилась давняя его мечта, он – холостяк.
Невысокого роста, плотно скроенный, бывший прапорщик отдал армии девять лет. Все это время прослужил в Западной группе войск сперва в ГДР, потом в объединенной Германии. Женился на дочке своего сослуживца, такого же прапорщика. Тонкая, как молоденькая березка, круглолицая Раиса считала себя творческой личностью, а потому по дому ничего не делала, целыми днями музицируя на трофейном рояле.
Когда из Германии вышли последние части Российской Армии, жена Раиса сообщила своему благоверному, что не любит его, не любила, а вышла замуж, чтобы еще немного пожить в западном раю. В Забайкалье она не поехала, отправилась к родителям в Ростов.
Впрочем, Владимир и сам надолго не задержался в продуваемой ледяной степи, куда вывели их бригаду. Из-за гигантских расстояний, плохой работы почты и судебной бюрократии развод длился несколько лет. И вот наконец долгожданная свобода.
По поводу праздника в центре стола стояла бутылка шампанского и пять высоких бокалов, бутылка водки и дюжина бокалов пива.