— А с ним то что делать будешь, не оставлять же его спящим за столом? Он слабее тебя, но умен и мудр, слушайся его…
— С ним? — я сосредоточился. Прямо возле стола возникла шикарная кровать, даже с балдахином. Следуя движению моей руки барон плавно поднялся в воздух из за стола, занял горизонтальное положение и так же плавно полетел в сторону кровати, где удачно приземлился прямо на одеяло. Из воздуха возникло ещё одно одеяло и заботливо укрыло его.
— Ну что милая, довольна? — Я не милая, — почему то обиделась она, — меня зовут Мила.
— Красивое имя, да только я не хотел тебя обидеть. В моем королевстве "милой" называют девушку или женщину — красавицу и которая нравится и которой хотят подчеркнуть свое особое расположение.
— Так я тебе нравлюсь? — её лоб наморщился словно она решала какую то непростую задачу. — Да и не похож ты на тех, других, что появлялись тут изредка до тебя.
— Мила, а как ты сюда попала? Видишь ли, это единственное место, по крайней мере в нашем королевстве, где мысль имеет материальную силу.
— Ты не прав рыцарь, мысль всегда имеет силу, только вы разучились ею пользоваться. А попала я сюда очень давно…
— …Как то раз в наш дом дождливым вечером на постой напросился странный человек. В нем удивительным образом уживались и темная и светлая сторона, тогда я ещё умела их различать. Мать с испугом мне шепотом сказала, что это очень сильный колдун и волшебник, который держит нити мира в своих руках. Как его звали я точно не помню, то ли Мегус, то ли Нубис, в памяти почему то его имя не осталось. Так вот, он после ужина предложил мне взойти на его ложе, обещая несметные сокровища. Я естественно отказалась, но он только рассмеялся в ответ и сказал, что все равно будет так как он хочет. Ночью я сквозь крепкий сон почувствовала, что меня раздевают и целуют. От неожиданности я проснулась и увидела, что я обнажена, а этот человек уже был готов возлечь на меня. У меня откуда то возникли силы и я смогла оттолкнуть его и даже сбросить на пол. Он страшно рассердился но не на то, что упал на пол, а на то что его колдовство не удалось и у него ничего не получилось. Тогда он перенес меня сюда, где время остановилось и произнес свой приговор: — До тех пор пока ты не станешь женщиной, ты не сможешь вернуться в свой мир, но и когда вернешься, то будешь страдать, ибо всякий раз возложась на супружеское ложе, ты будешь становиться девственницей и каждый раз будешь испытывать боль, как в первый раз.
— И что, его пророчество исполнилось? — спросил я сгорая от любопытства. — Это ж какое счастье кому то досталось, — жена вечная девственница. Мечта любого мужчины… А почему он посчитал, что тебе будет больно?
Мила нахмурилась, — Ну вот и ты туда же, все вы мужчины одинаковые, а обо мне ты подумал? В общем не так часто но в мой уголок захаживали мужчины. Одних прельщали только золото и камни, у других были такие грязные мысли в отношении меня, что я даже тряслась от омерзения и выгоняла их. Так что я ещё ни разу ничего не испытала и честно говоря боюсь.
— А если тот колдун тебя обманул специально, или его заклятие от времени уже потеряло свою силу? А его случайно звали не Мебиус?
Она вздрогнула: — Точно, его звали Мебиус. Я вспомнила, и у него было больше сотни жен и ещё больше наложниц. А ты откуда его знаешь? Вы встречались?
— Мила, не хочу тебя обманывать, но вот уже многие тысячелетия о Мебиусе никто ничего не слышал, он ушел из этого мира. Кто говорит, что его убили, кто что он сам ушел, так как ему все надоело.
— А как же я? — жалобно спросила она. Мне что вот так и дальше мучиться? Я домой хочу…
— Боюсь, что твоего дома уже давно не существует, прошло столько времени, что я даже и не знаю. Она решительно замотала головой: — Нет, он сказал, что я смогу вернуться в свой мир, а значит так оно и будет… Ну что, не передумал идти со мной в баню храбрый рыцарь?
— Нет конечно, а ты стирать умеешь? А то надоело в ручьях грязь разводить без щелока и мыльного камня.
— Я все умею, пошли…
Едва мы вышли из трапезной, как сразу же оказались в предбаннике. Там пахло травами, их большие пучки висели на веревках. Пока я смотрел где бы мне пристроиться и раздеться, она быстро, незаметно для меня скинула с себя своё платье и мелькнув белым незагорелым телом скрылась в пару. Из открытой двери пахнуло жаром. Я быстро скинул с себя одежду и последовал за ней. Пар был таким плотным, что я почти ничего не видел. Вытянув вперед руки я осторожно пошел вперед. Вот и полка, я с облегчением сел на неё. — Поднимайся выше, — откуда то с верху донесся до меня голос девушки.
— Я ничего не вижу. Она тихо рассмеялась, — А тебе и не надо ничего видеть, ты поднимайся и ложись на живот, да только смотри полку не проломи, — и она опять хихикнула.
— А я не виноват, что он живет отдельной жизнью и не всегда подчиняется мне…
Возле меня возникло нечто белое и мою спину стали несильно хлестать пучки трав. Приятная истома, жар, проникали кажется в каждую мою косточку, каждый кусочек моего тела. Постепенно удары пучками становились все сильнее…
— Всё, хватит, дальше я сам, ты только мне свои пучки отдай. — Ну уж нет, ложись на спину, только свое хозяйство прикрой руками, а то обожжешься. Я послушно перевернулся и вся процедура повторилась.
— Теперь давай и я тебя, — она тихо рассмеялась, — Меня не надо, я не люблю париться, а ты полежи ещё немного, а потом спускайся вниз, только осторожно, не упади.
Спускался я действительно очень осторожно, шаря и ногами и руками в плотном парном тумане. Вот наконец то и твердая поверхность. — Садись, — раздался голос Милы, — только предупреждаю, будешь давать волю рукам я уйду и оставлю тебя здесь. Я промолчал и послушно сел на нечто, похожее на лавку. Тут же нежные руки стали мылить мою голову, я дернулся, ведь там корона и если до неё дотронется кто то другой, то он погибнет.
— Ты что? — спросила она.
— Голову я вымою сам, и вообще я просил только спину потереть, там где я не достану. Ну и пожалуйста, — обиделась она, — я хотела как лучше.
— Мила извини, но так будет лучше и давай я тебе не буду объяснять почему, — врать не хочу.
Мою спину терли щелоком словно сдирали кожу. — Всё, я устала, дальше сам.
— Спасибо милая. — Ты второй раз называешь меня милой, — значит я тебе нравлюсь?
— Конечно нравишься. — Это хорошо, ополаскивайся, а я пошла…
Не успел я ничего сказать, как она исчезла. Помылся я славно, со смаком. Пар и туман постепенно рассеялся и я вновь наддал жару и на самой верхней полке ещё раз похлестал себя пучками трав, потом облился холодной травой и вышел в предбанник. Естественно там никого не было. Только чистое мое белье лежало аккуратной стопочкой. Одевшись я осторожно открыл дверь предбанника и… оказался в большой горнице.
Мила сидела за небольшим столом, на котором уже стояли большие глиняные чашки и в них плескался травяной отвар. — Ну что ты так долго, садись скорее…
А я не мог оторвать от неё взгляда. Её коса распущенная полностью прикрывала не только плечи, но и грудь. Тонкая рубашка надетая на голое тело только подчеркивала белизну её тела… Заметив мой взгляд она покраснела:
— Не смотри на меня так, будто уже раздеваешь меня, настанет время и я сама разденусь, садись пей взвар, он лечебный, я сама травы собирала в полную луну.
Я послушно сел и мелкими глотками стал отпивать из чаши душистую и пахучую жидкость. Некоторые запахи я узнал: — Листья земляники, дикой смородины, корни девятисила, а вот Иван да Марью ты зря добавила, она может быть ядовита…
Она улыбнулась, — а это не Иван да Марья, это шалфей, что растет на лугу, хотя его тоже так иногда зовут.
(Сочетание желтого и синего цвета отражает купальские значения огня и воды, широко используемые во время праздника. В этом качестве цветок представлялся как звено, соединяющее людей и с богами, и между собой. Не случайно союзы, заключенные на Купалу, считались нерушимыми, даже если совершались без ведома родителей и родни. Новобрачные, взявшись за руки, прыгали через костер, а затем совершали ритуальное омовение перед актом физической любви. Таков был обряд заключения сакрального брака, а символом его был цветок, в котором желтый цвет (огонь) соотносился с женихом, а синий (вода) — с невестой.)