— А джинна невозможно убить мечом, даже таким, — хмыкнул воин. — Уж кому-кому, а тебе это должно быть хорошо известно. А у парня просто не осталось сил, чтобы встать на ноги и взмахнуть мечом хоть единожды — вот он и вцепился ему в глотку руками. Гуль решил, что ему когти и зубы гиены помогут, но он ошибся. Если быть точным, он ошибся до этого уже дважды — первый раз, приняв парня за мертвого, а второй раз, обернувшись красоткой с клыками, чтобы разорвать тело того на части. Гиеной он обернулся уже позже, когда понял, что не вырваться из его хватки не получится.
— Ты сегодня очень разговорчивый, — хохотнул ворон.
— Есть о чем поговорить, — усмехнулся воин.
Действительно, что это он разговорился? Порой по нескольку дней не произносил ни одного слова — так и говорить можно разучиться.
Они остановились на одном из барханов, как воин определял это место, для ворона всегда оставалось загадкой, и запел заунывную песню, известную только ему, призывая если не бурю, то ветер. Он пел и пел, не обращая внимания на поднятый в воздух песок, норовящий влезть в каждую складку одежды, мерзкий, противный, вязнущий на губах и скрипящий на зубах. А еще он помогал себе руками, совершая взмахи снизу вверх, словно что-то пытался поднять из-под песков на поверхность.
Со стороны это, наверно, выглядело весьма зловеще, когда среди пустыни вдруг возникал дрожащим кровавым ртом с двумя выбеленными ветром, песками и вечностью двумя скелетами по бокам вход в неизвестность, а затем проглатывал в своем чреве и самого туарега, и его белого верблюда, и неизменного спутника-ворона.
Воин осторожно снял со спины верблюда по-прежнему висевшее кулем тело юноши и уложил на землю возле протекавшего в пещере ручейка с хрустально-чистой и невероятно холодной водой. Он не стал брызгать ему в лицо или поить из бурдючка — в прохладе пещеры тот и без его помощи быстро придет в себя. Воин готов подождать столько, сколько понадобится, пока тот не решится рассказать о себе. Он не стал его сторожить, даже своего спутника не попросил об этом — бежать отсюда некуда, выхода в пустыню нет, а внутри разыскать как живого человека, так и мертвого не составит труда.
Втроем, он, ворон и верблюд, отправились вглубь пещеры — там воин складывал последние из добытых им на поверхности богатств. Теперь и они станут проклятыми и вынести отсюда их будет нельзя, едва они соприкоснутся с другими, словно напитавшись их зловещей энергии. Но не золото и бриллианты — главные сокровища пещеры. В дальнем ее конце под самым потолком висели крылья. Каждое их перышко было черным, как безлунная ночь в пустыне. Даже ворон рядом с ними выглядел серым, блеклым, а совершенно не черным.
Воин равнодушно вытряхнул содержимое седельных сумок, снятых с верблюда, в общую кучу. Он долго не приходил в пещеру, поэтому чего там только не было — кольца, браслеты, ожерелья и все с каменьями. Воин не любил жемчуга, те надо было носить на обнаженном теле, иначе они теряли свой блеск. Зачем ему простые камни? У него и драгоценных хватит не на одну жизнь, чтобы прожить ее в роскоши, будь он простым смертным. Но он страж всего этого богатства и сможет покинуть пещеру лишь в том случае, если найдется тот, кто сменит его на этом посту, а он при этом добровольно захочет уйти в мир людей и никогда сюда больше не возвращаться. Никогда. Но он не готов оставить все это. Еще не насладился — богатства пока имеют над ним власть, а не он над ними. И крылья… Он так и не узнал их секрет. Ни один человек, который встречался на его бесконечно длинном пути, так и не смог ему рассказать ничего о них. Да и достать ему крылья из-под сводов пещеры так ни разу и не удалось — своему извечному спутнику воин не доверял, а со спины верблюда дотянуться до них не получалось. Пусть. У него есть время. Он насыплет гору сокровищ до самого потолка, а уже с нее дотянется до крыльев…
Вода… Руперт услышал журчание ручейка и почувствовал его прохладу, едва пришел в себя. Пить… Он перевернулся на живот и, нисколько не жалея своего свадебного костюма, пополз в сторону живительной влаги. Но едва он наклонялся лицом к воде, та уходила от него.
Негромко выругавшись, Руперт собрал все свои силы, чтобы сесть и оглядеться по сторонам.
— Богатая пещера, — присвистнул он, когда в непонятно откуда лившемся неярком свете наконец смог рассмотреть место, где очутился странным образом.
Руперт встал на колени и пополз, отбрасывая от себя в сторону золотые украшения, деньги, драгоценные камни и прочее. Ничего этого ему не нужно.
— Ну-ну, — раздался над ним хриплый голос.