Выбрать главу

И вдруг Шимоне пришло в голову, что, может быть, она заблуждается.

Ведь она ровным счетом ничего не знает о мужчинах, да еще о таких знатных и богатых, к числу которых принадлежит и герцог?

И возможно, на свете существует две морали: одна для аристократов, а другая — для простых смертных? Возможно, отец Шимоны так беспощадно осуждал герцога именно потому, что сам происходил из дворян?

Как трудно докопаться до истины и в то же время быть беспристрастной! А ведь приходится признать, подумала Шимона, что герцог наверняка и в самом деле вел себя дурно, иначе его скандальная слава не достигла бы ушей ее матери или ее собственных.

Однако какие бы дурные поступки он ни совершил в прошлом, сейчас Шимона чувствовала себя обязанной закончить их «маленький розыгрыш». Ведь она принимала в нем участие с самого начала, желая помочь Алистеру Мак-Крейгу.

Если открыть правду сейчас, дедушка молодого мистера Мак-Крейга поймет, что его внучатый племянник женат вовсе не на той милой актрисе, которую ему представили в качестве родственницы. И неизвестно, как тогда обернется дело — может быть, будет гораздо хуже, чем если бы ему рассказали правду в самом начале!

«Я обязана помочь им! Я просто не могу поступить иначе…» — убежденно повторила про себя Шимона и подумала, что герцог и Нэнни что-то уж слишком засиделись в столовой.

Наконец дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появился герцог.

Он умышленно оставил двери открытыми, и Шимона поняла, что Нэнни ожидает в холле и услышит все сказанное им.

— Все устроилось как нельзя лучше, — объявил герцог. — В нашем плане есть только одно небольшое изменение.

— Какое же? — со страхом спросила Шимона.

— Поскольку я не питаю к графу Гленкейрну особо теплых чувств, я послал к нему в Лестер своему грума. Он должен передать старику Мак-Крейгу мою просьбу оказать мне честь быть гостем в моем доме. Это совсем близко от того места, где он сейчас находится, — собственно говоря, в каких-нибудь пяти милях. Кроме того, мне кажется, нам всем будет удобнее, если мы сможем закончить наше дело без посторонних.

— Я с вами согласна, — произнесла Шимона, вспомнив, что ей снова предстоит играть роль жены Алистер а.

— Значит, договорились, — заключил герцог. — Я заеду за вами завтра в полдесятого. Вы сумеете собраться к этому времени?

— Разумеется, я буду готова, — пообещала Шимона.

Ее глаза загорелись радостным огнем — она поняла, что Нэнни не сумела помешать ее поездке с герцогом.

С той минуты у них не было возможности поговорить наедине, и вот теперь, когда они вдвоем очутились в фаэтоне, Шимона осмелилась спросить:

— Вы не очень… сердитесь?

— Сержусь? — удивился герцог. — Почему, по-вашему, я должен сердиться?

— Я подумала, что Нэнни могла нагрубить вам вчера и вы… вышли из себя…

Герцог усмехнулся.

— Она вовсе не грубила мне, — возразил он. — Просто говорила весьма строгим тоном, как обычно делают все бывшие нянюшки. Я чувствовал себя так, словно снова очутился в детской и моя собственная няня дает мне нагоняй за какую-нибудь провинность.

— Именно этого я и боялась, — тихонько призналась Шимона.

— Я вполне заслужил этот выговор, — возразил герцог. — Вам действительно не стоило принимать участие в том, что ваша добрая нянюшка назвала «сомнительными затеями».

— Нэнни была просто в ужасе, когда я ей все рассказала. Ведь она с детства приучала меня никогда не лгать…

— И была абсолютно права.

«А ведь он что-то скрывает от меня», — подумала Шимона и с тревогой посмотрела на герцога.

Она почувствовала, что между ними внезапно возник некий непреодолимый барьер, но в чем именно он состоит, она не сумела бы объяснить даже самой себе.

Герцог был, как всегда, любезен и вежлив, но вместе с тем несколько сдержан. Когда они вдвоем обедали в отдельном кабинете дорожной гостиницы, он вдруг так взглянул на Шимону, что ей стало не по себе.

Алистера с ними не было — он поехал встретиться в Нортгемптоне со своим другом, — и Шимона опасалась, что Нэнни не позволит ей остаться с герцогом наедине. Но как ни странно, та без звука удалилась в общую обеденную залу, куда ей и камердинеру герцога подали ленч.

К тому времени фаэтон уже преодолел весьма значительное расстояние, и быстрая, захватывающая дух езда заставила Шимону ощутить зверский голод.

Впервые с тех пор, как не стало отца, девушка почувствовала, что горе, окутывавшее ее словно туманом, понемногу отступает и она уже в какой-то степени вновь может наслаждаться сиянием светлого дня.