- Восстание будет немедленно подавлено! - обещает Керенский. - Я требую, чтобы сегодня же, в этом заседании, Временное правительство получило от вас ответ, может ли оно исполнять свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания?..
После своего вопроса министр-председатель мгновенно выбегает из зала в сопровождении группы офицеров...
...Владимир Ильич в квартире Маргариты Васильевны Фофановой, на четвертом этаже большого доходного дома по Сердобольской улице. Квартира архинадежна, несколько раз сегодня Фофанова носила записки Ленина в Выборгский районный комитет РСДРП (б), через который идет связь с ЦК. Возвращаясь из райкома, Маргарита Васильевна доставляет свежие выпуски газет и известия, которые все больше волнуют Ленина, так, что он не находит себе места. Не вышел о утра "Рабочий путь"... но днем из райкома прибыл ответ на записку и газета - отбили, знать, типографию. Часа в три стало известно, что разведен Николаевский мост, но Сампсониевский в наших руках... Дважды Владимир Ильич получает "нет", не разрешают выходить Ленину в Смольный...
А в газетах сообщение об отставке генерала Верховского, который выступил в предпарламенте с предложением заключить мир, потому что воевать Россия больше не может...
Присев к письменному столу, взволнованно пишет Ильич письмо членам ЦК: "Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.
Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс".
В пятый раз уходит Фофанова в этот день в районный комитет с конвертом от Ленина. Подробно рассказала Надежде Константиновне, как рвется Ильич в Смольный, что напрасно товарищи его не пускают в такой момент...
Без десяти одиннадцать Маргарита Васильевна вернулась домой с ответом "да!". Квартира пуста. На столе в чистой тарелке - значит, и не пообедал лежит записка: "Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил. До свидания. Ильич..."
89. Петроград, 25 октября 1917 года
Ночная изморозь посеребрила булыжник мостовых и землю в сквере перед Смольным. У ограды красногвардейцы и солдаты жгли костры, чтобы согреться. Настя, накинув на плечи платок, вышла из главного подъезда, чтобы отдать срочный пакет связному для Выборгского райкома. Возвращаясь, она лицом к лицу столкнулась у одного из костров со своим отцом. Петр Федотович выглядел вполне опытным красногвардейцем. Он был одет легко, тепло и вооружен винтовкой. Карманы, наполненные патронами, оттопыривались.
- Здравствуй, доченька... - ласково улыбнулся он Насте.
- Пап, - вырвалось у нее по-детски, - и ты с нами?!
- Что я, хуже других? - обиделся Петр Федотович.
- Я рада-рада... - стала извиняться Настя. Чтобы перевести разговор на другую тему, она спросила: - А много ли красногвардейцев на твоей фабрике?
Отец смущенно кашлянул в усы.
- Да теперь уж никто и не вступает, - махнул он рукой.
Анастасия почувствовала себя разочарованной и, в свою очередь, обиженной.
- Что же так? - подняла она с укором глаза на отца.
Двое красногвардейцев, сидевших у костра на пустых патронных ящиках, засмеялись розыгрышу.
- Милая! Теперь и вступать некому - почитай, с сентября весь мужской персонал фабрики в Красной гвардии... Вот только хозяина на тачке вывезли за ворота... А так - все!..
- Ты скажи, дочка, когда главное-то начнется? - посерьезнел отец. - Тут все сказывают, что Ильич нынешней ночью в Смольный пришел и теперь дело быстрее делаться будет...
- Правильно говорят! - откликнулась Настя. - У восстания есть теперь главнокомандующий... Вчера вечером наши заняли телефонную станцию. Сегодня в ночь взяты вокзалы и почтамт, электрическая станция...
- Хорошо, что электрическую станцию!.. - вскинулся один из красногвардейцев, что помоложе. - Нам свет нужен! Это буржуи свои дела творят в темноте...
- Не простынь, дочка! - забеспокоился Петр Федотович. - Ты в какой комнате службу правишь? Возьмем Зимний - приду доложу...
- В семьдесят пятой, пап! - поцеловала Настя отца на прощание.
...Полковник Мезенцев около девяти часов утра шел от "Астории", где жительствовал, в свою канцелярию в Зимнем. Слякотная погода заставляла двигаться быстро. На углу Вознесенского и Адмиралтейского проспектов он вынужден был умерить свою прыть. Прямо на него, чуть замедлив ход на повороте, мчались два авто. Один - закрытый "рено" со звездно-полосатым флажком на радиаторе, второй - большой американский "пирс-эрроу". Обе машины, как знал любитель автомобилей артиллерист Мезенцев, принадлежали военному атташе Соединенных Штатов Америки. Полковник по привычке вытянулся "смирно", узнав в господине, одетом в широкое драповое пальто, с серой фуражечкой на голове, министра-председателя. Другими пассажирами были два адъютанта Керенского.
Когда авто проскочили в двух шагах от полковника, обдав его вонючим перегаром газолина, Мезенцев подосадовал на себя за то, что вытянулся перед фигляром, которого ненавидели и презирали теперь уже почти все офицеры армии и флота, хоть и по разным причинам.
Мезенцев пребывал в последние дни в душевном смятении. Он знал, что вот-вот начнется атака большевиков на Зимний дворец. "Бежать, как чиновники-крысы с этого корабля? - думал он, но понятие о долге не позволяло без приказа, самовольно бросить службу. - Воевать с оружием в руках против своего народа? Но где же будет твоя честь, офицер? Ведь проливать кровь сограждан ради паяца Керенского - бесчестно..."
В Салтыковском подъезде, через который было ближе всего пройти в правительственные помещения, знакомый офицер из охраны сказал Мезенцеву, что министр-председатель отбыл в Лугу за подмогой.
"А поможет ли ему это? - задумался полковник. - Если весь народ поднялся как в Питере, сегодняшний день может оказаться для Временного правительства последним..."