"Надо бы позвонить Александру Ивановичу... Может быть, он дома, и я мог бы захватить его в своем авто на встречу..." - промелькнуло в уме Коновалова. Но шофер уже отворил дверцу лимузина, и Коновалов прямо из теплоты подъезда нырнул в натопленное спиртовой печкой чрево "роллс-ройса".
Денек был серенький, начинало смеркаться. Дворники хорошо расчистили Фурштадскую, и авто плавно заскользило по торцам.
В переговорную трубку Коновалов скомандовал шоферу держать на Морскую, к Азово-Донскому банку.
"Вовремя я стал петербуржцем, - размышлял Александр Иванович, мягко покачиваясь на подушках сиденья. - Грядет великое потрясение, и наша ложа должна все рычаги правления забрать в свои руки".
Коновалов вдруг вспомнил ни с того ни с сего, как четыре года тому назад принимали его в масонское общество нового типа, не имеющее ни атрибутов традиционного масонства, ни обрядов, ни мистических целей. Задачи ложи, названной для конспирации "Верховный совет народов России", были чисто утилитарными: надо было создать межпартийный штаб крупных дельцов, политиков, профессуры и интеллектуалов для того, чтобы вырвать власть у Романовых и по-настоящему распорядиться ею.
Приятно было вспоминать, как перехитрили охранку, объявив "уснувшей" разбухшую, потерявшую весь боевой пыл и занимавшуюся лишь мистическими песнопениями да сплетнями профранцузскую ложу "Возрождение". Надо было очиститься от болтунов и агентов охранки, проникших в ряды братства. Надо было убрать всю театральщину и риторику, сделав кристально чистым политический центр, который предотвратил бы народную революцию, организовал бы натиск на самодержавие с тем, чтобы бескровно заменить его парламентарной монархией или даже буржуазной республикой...
"Разумеется, - думал в чреве своего авто Коновалов, - совершенно законспирироваться не удалось, организация быстро разрослась до трех сотен членов, но что это за люди! Цвет деловой, военной, чиновной и интеллектуальной России! Слава богу, удалось привлечь даже некоторых трудовиков и меньшевистских лидеров рабочего сословия - этого блестящего говоруна Керенского, Чхеидзе, кое-кого из эсеров..."
"Роллс-ройс" доехал до конца Фурштадской, развернулся вокруг сквера и мимо родового особняка Игнатьевых и других аристократических гнезд, в том числе и дома 20, где обитал Родзянко, устремился в центр города.
"До чего же это было своевременно - объединить влияние представителей всех партий страны, военных и гражданских чинов, даже представителей гвардии, чтобы общими усилиями расшатать трон упрямого Николая Александровича, не желавшего поступиться ни на йоту властью в огромной империи..." - теснились мысли в голове московского миллионера, ставшего теперь в Петрограде вдохновителем многих интриг и политических комбинаций.
Неизвестно отчего Коновалову вдруг вспомнился и его протеже Некрасов. Он приметил таланты и фанатичную тягу вверх, к власти, у молодого профессора Томского технологического института давно - когда в конце 1907 года тот прошел по кадетскому списку в III Государственную думу. Александр Иванович сблизился с Николаем Виссарионовичем еще в старой, недееспособной ложе "Полярная звезда", постепенно приближал его к себе и питался блестящими идеями профессора не только в политической жизни Москвы, но и в финансовых делах на московской и петербургской биржах. За это Коновалов стал продвигать Некрасова со ступеньки на ступеньку и в новой, нынешней ложе, пока буквально за несколько месяцев не привел Николая Виссарионовича к посту генерального секретаря "Верховного совета народов России".
Теперь ему стало жаль, что он упустил момент и на прошлом конвенте ложи не подготовил переизбрание Некрасова, - его место занял этот пронырливый Керенский, который, словно ласковый теленок, двух маток сосет: его самого, Коновалова, да Гучкова в придачу. Хорошо еще, что не проскочил на это место Александр Иванович Гучков - он-то разгадал бы закулисные дела Коновалова, который на манер британских финансистов был особенно расположен именно к тайной власти.
Александру Ивановичу взгрустнулось и о Москве - как хорошо было там провертывать большие дела. Один только Пашка Рябушинский мог быть серьезным конкурентом. А здесь, в Питере, сам черт ногу сломит в расстановке политических и финансовых сил. Хорошо еще, что, покуда в Питере судили да рядили, московская организация кое-что успела провести свое. Ведь именно они, москвичи, на квартире тяготевших к меньшевикам Кусковой и Прокоповича еще в 15-м году отработали список будущего министерства "общественного доверия", которое надлежало создать после перехвата власти у вконец разложившейся династии.
Александр Иванович вновь с удовольствием повторил про себя этот список: князь Львов - ха-ха, наш москвич и мой человек - министр-председатель; министр иностранных дел - почтеннейший Милюков, хотя и петербуржец и не масон, но любимец общественности; министр торговли и промышленности - он сам, Коновалов; министр земледелия - Шингарев; военный министр - хм, хм, пролаза Гучков; юстиции - Маклаков или Набоков; труда - Лутугин. Правда, как-то неожиданно в расклад прошлого, 15-го года втерся теперь пресловутый Керенский... Ну что же, ведь он теперь стал вместо Некрасова секретарем "исполнительного комитета" петроградской ложи и имеет право в силу своего ранга на влиятельную должность в правительстве... Наверное, как адвокату, ему следует отдать министерство юстиции, пронеслась комбинация в мозгу Коновалова.
Вспоминая нескольких собратьев из состава ложи, мысленно перебирая биографии ее влиятельных деятелей, коллежский секретарь ехидно усмехнулся во мраке своего авто. "Вот удивилась бы вся эта черносотенная шваль, которая вопит о заговоре жидо-масонов и зря проедает наши купеческие деньги, если бы узнала о чистейшем православном, а отнюдь не иудейском вероисповедании членов "Верховного совета народов России". Что бы они завопили тогда?!"
Небольшой затор в движении задержал авто на несколько минут у особняка графа Орлова-Давыдова. И снова Коновалову пришло на ум, что здесь сейчас, может быть, идет собрание военного отделения ложи. Ведь именно в этом скромном доме почти непрерывно шла теперь обработка офицеров из гвардейских и других полков, расквартированных в Петрограде. Сюда приглашались и высокопоставленные военные, прибывавшие на побывку в Питер из действующей армии. Всех их вербовали в братство.