Игорь просиял.
— Если вы позволите, то я бы…
— Приходи, — не дослушала она его многоречивого ответа. — Спасибо за вчерашнее спасение, я ваша должница. Да и вообще приходите.
Она скомкала ответ, переходила то на вы, то на ты, чувствовалось, волнуется, что оруженосец уедет и больше не покажется в их скромном, если не сказать бедном доме.
Настя могла бы не волноваться. Глядя на прелестное юное лицо — впрочем, в этом отношении он не очень-то отличался от нее, — Игорь понял, то безнадежно влюбился в девушку и никакие ватаги нечисти на пути от казармы до этого дома не сумеют его сдержать.
Он поклонился, неуклюже поцеловал в щеку — она почти не стала отбиваться, — и вывел Вергуна на улицу.
— Я обязательно приеду, Настенька, как только позволит время. Может быть и сегодня, не знаю. Оруженосцы, не располагают своим временем. А я, — слегка слукавил Игорь, — всего лишь начинающий воин и то стал им несколько дней назад.
Он ловко вскочил на Вергуна, посмотрел на девушку, стоящую в воротах, махнул на прощание рукой и поскакал, на ходу запоминая дорогу, чтобы вечером появиться здесь вновь.
— Я уже совершенно начал бояться по поводу нашего центуриона, — встретил его на плацу ворчанием Милорадович, — из Замка он выехал, а до казарм так и не доехал.
— Господин граф, у сына Гроссмейстера в столице много вассалов, поэтому есть, где остановиться, — честно ответил Игорь. — А ворчание оставьте моей матушке, ей это больше подходит, чем вам.
Милорадович в смущенье замолк, потом в несвойственной ему манере тихо сказал:
— Мы позавчера наконец-то получили надежду на победу, так не лишайте ее нас, Ваша Милость. Кто его знает, что с вами стало. Мы тут переволновались.
Игорь с трудом сообразил, что этой надеждой является он сам.
— Да но, позвольте…, - растерялся он.
— Не позволю, — твердо сказал Милорадович, — ты, парень, сам не понимаешь, что сделал. Орденское войско, пусть не все, пусть только одна центурия, превратилось из стада баранов в отряд воинов, способных воевать. И если ты пострадаешь, или, не дай Бог, погибнешь, с нами что будет? Ведь, понимаешь ли, вчера целая центурия сходила с ума из-за потерявшего мальчишки.
Только этого ему не хватало! Целая центурия нянек, бегающая по столице в его поисках. Он почувствовал, как его вечерняя прогулка к Насте пропадает по совершенно удивительной причине. Понятно, когда командиры не пускают, но чтобы не пускали собственные вассалы — это же смешно!
Он выпрямился и посмотрел в глаза Милорадовичу.
Граф Милорадович был выше его на полголовы и старше на лет на сорок. Он спокойно встретил взгляд мальчишки, ставя его на место. И вдруг… Юношеское припухлое, почти детское лицо, вдруг прорезалось твердостью и даже жесткостью, а в глазах появился металл. Глаза притягивали и затягивали, подавляли и требовали подчинения. Граф словно уменьшался в размере, таял, готовый к подчинению парню. Он, прошедший не один десяток боев и не одну девку, был готов подчиняться мальчишке, который позавчера встретил первый бой и наверняка был еще девственником.
Милорадович с трудом отвел взгляд. Лицо покрылось капельками пота, сердце колотилось, словно он только что побывал в тяжелом бою и рубился направо и налево.
— Простите, Ваша Милость, — хрипло выговорил он.
— Ничего, граф, — благосклонно ответил Игорь. Он сам не понял, почему сердитый, ворчливый Милорадович так быстро сконфузился, по крайне мере, не поучает дальше.
— Я подумаю над вашими словами, граф, — пообещал Игорь, — но надеюсь, я, как и любой свободный человек, имею право на свободу передвижения.
— Имеете, — все еще хрипло ответил Милорадович. У него как-то исчезло желание поучать мальчишку. На него смотрел не центурион — вождь, предводитель. Волею судеб, еще молодой, но уже твердо знающий, как и куда идти. И ему ли, простому рыцарю, посвятившему свою жизнь идее превращения Гроссмейстера Кудрявцева в императора, указывать ему. Он должен слепо и беспрекословно идти за Игорем. И если надо, не думая, погибнуть.
Разумеется, он ничего не сказал Игорю. Не смазливая девица, чтобы признаваться ему в любви. Вместо этого он вытянулся, кивком головы поздоровался, как бы отрезав весь предыдущий разговор.
— Центурия находится в казарме. Я вышел вас встретить, сказать, где мы. Прикажите проводить вас в казарму или выстроить центурию на плацу?
Игорь покачал головой:
— Нет, строить никого не надо, я хотел бы поговорить с командирами и ветеранами. Ведите меня, граф, в казарму.
В просторной комнате командира центурии собрались ветераны и смотрели на своего командира — худого, как и все мальчишки в этом возрасте Игоря Кудрявцева. Казалось странным — десяток опытных воинов не просто готов слушать, они ждали его слова после суток отсутствия и даже исчезновения.
Он несколько смутился под их взглядами — нетерпеливыми, добрыми, ищущими спокойствия.
— Расскажите, что произошло за время моего присутствия? — догадался спросить Игорь, чтобы нарушить тишину.
— Хм, — хмыкнул Завалишин, поняв, — парню не по себе. — У нас здесь ничего особого не произошло. Оруженосцы тренируются под началом рыцарей. Вчера после обеда выходил центурией, тренировались наносить удар, не разбрасывая строй. Ваша Милость будет довольна.
Игорь мысленно махнул рукой. Видимо, ему надо привыкнуть к такому обращению. Благо, Совет Магистров и словом не обмолвился, молчаливо согласившись. Он вздохнул.
— Кроме того, Ваша Милость, — встрял старший Иваренков, который вошел в состав командиров, став своего рода старшим интендантом, хотя такового для центурии не полагалось. — Я позавчера во время пьянки завязал связи с купечеством столицы. Некоторые люди — солидные купцы — готовы покупать у вас весь товар. И не по тем бросовым, что мы продали, а по нормальным ценам. Вы можете в любой момент получить у них любой кредит без процентов. И главное, — в случае чего они даже готовы вас финансировать, если случиться такое, для войны с нечистью и вообще.
Игорь благосклонно кивнул Сергею. Как легко этот небогатый помещик хлебородного юга вошел в круг ветеранов, и чувствует себя среди них своим. И среди торговцев …
— Подожди, — ломающимся от волнения юношеским баском, остановился он и вновь повернулся к Иваренкову. — О чем ты еще разговаривал с купцами, что значит финансирование войны вообще?
От удивления и беспокойства Игорь даже дал петуха и покраснел.
— Ну, — неопределенно пожал плечами Иваренков, — мы ни о чем таком не говорили.
— Я никогда не скрывал, что желаю стать Гроссмейстером, — твердо сказал Игорь, — но начинать гражданскую войну из-за этого не собираюсь. И зарубите это на носу! — и он тише добавил, — иначе я зарублю.
Ветераны вздрогнули. Не из-за угрозы — они и не такое слышали — из-за тона. Людей постоянно обманывал юный возраст и когда юношеским баском этот мальчишка говорил истины, доступные опытным политикам, это поражало больше всего.
— И передай это купцам, Сергей, — жестко сказал Игорь, но тут же смягчившись, добавил, — впрочем, не очень сурово, пусть от рук не отбиваются.
Сергей, спрятавшись за спиной сидевшего перед ним ветерана, прикусил губу от огорчения. На всякий случай, пользуясь именем своего синьора, он завязал хорошие связи с хорошими деньгами. И вот теперь Игорь в юношеском максимализме все это рушит. Но когда он услышал концовку его выступления, просиял, всунулся из-за спины ветерана и горячо подтвердил, что так и сделает.
Он попал под руку настоящего предводителя.
Игорь оглядел окружающих. Они не видели, что он учится на них. Когда он жестко прошелся по Сергею и потребовал поменьше ходить по купеческим кругам, в глазах многих ветеранов заскользила досада. Они не были политиками, но какую роль играют деньги знали все. И, наверное, были правы. Поэтому он смягчился в конце и сам почувствовал — правильно. Не только потому, что сидевшие в комнате закивали головами, но и потому, что так БЫЛО НАДО.
— Я хочу дать распоряжение, — сказал Игорь. — Я ваш командир, но у меня хватит забот и без центурии. Поэтому я возвращаю Завалишину звание центуриона.