Осенью 1939 и весной 1940 года стали свершившимися фактами первые последствия. Приступив к подчинению военной силой не только Финляндии, но и прибалтийских государств, Россия внезапно стала мотивировать эти действия столь же лживым, сколь и смехотворным утверждением, бдто эти страны нужно защищать от угрозы извне или предупредить таковую. Но при этом могла иметься в виду только Германия, поскольку ни одна другая держава вообще не могла ни проникнуть в зону Балтийского моря, ни вести там войну. Несмотря на это, я опять смолчал. Но правители в Кремле сразу же пошли дальше.
В то время как Германия, вследствие войны 1940 года, в соответствии с так называемым пактом о дружбе, далеко отодвинула свои войска от восточной границы и вообще очистила большую часть этих областей от немецких войск, началось сосредоточение русских сил в таких масштабах, что это могло расцениваться только как умышленная угроза Германии.
Согласно заявлению, сделанному тогда лично Молотовым, уже весной 1940 года только в прибалтийских государствах находились 22 русские дивизии.
Поскольку само русское правительство постоянно утверждало, что их призвало местное население, целью их дальнейшего пребывания там могла быть только демонстрация, направленная против Германии.
В то время как наши солдаты 10 мая 1940 года одолели франко-британские силы на Западе, сосоредоточение русских войск на нашем Восточном фронте постепенно принимало все более угрожающие размеры. Поэтому с августа 1940 года я пришел к выводу, что интересы Рейха будут ущемлены самым роковым образом, если перед лицом столь мощного сосредоточения большевицких дивизий мы оставим незащищенными наши восточные провинции, которые и так уже не раз опустошались.
Произошло именно то, на что было направлено англо-советское сотрудничество: на Востоке были связаны настолько крупные немецкие силы, что руководство Германии более не могло рассчитывать на радикальное окончание войны на Западе, особенно в результате действий авиации.
Это соответствовало целям не только британской, но и советской политики, ибо как Англия, так и Советская Россия хотели, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы ослабить Европу и максимально обессилить ее.
Угрожающее наступление России также, в конечном счете, служило лишь одной задаче: взять в свои руки основу экономической жизни не только Германии, но и всей Европы, или, в зависимости от обстоятельств, как минимум уничтожить ее. Но именно Германская Держава с 1933 года с бесконечным терпением старалась сделать государства Юго-Восточной Европы своими торговыми партнерами. Поэтому мы были больше всех заинтересованы в их внутренней государственной консолидации и сохранении в них порядка. Вторжение России в Румынию и союз Греции с Англией грозили вскоре превратить и эти территории в арену всеобщей войны.
Вопреки нашим принципам и обычаям, я в ответ на настоятельную просьбу тогдашнего румынского правительства, которое само было повинно в таком развитии событий, посоветовал ради сохранения мира уступить советскому шантажу и отдать Бессарабию.
Но румынское правительство считало, что может оправдать этот шаг перед своим народом лишь при условии, если Германия и Италия, в порядке возмещения ущерба, как минимум, гарантируют неприкосновенность границ оставшейся части Румынии.
Я сделал это с тяжелым сердцем. Причина ясна: если Германский Рейх дает гарантию, это значит, что он за нее ручается. Мы не англичане и не иудеи.
До последнего часа я верил, что послужу делу мира в этом регионе, даже приняв на себя тяжелые обязательства. Но, чтобы окончательно решить эти проблемы и уяснить себе русскую позицию по отношению к Рейху, я, испытывая давление постоянно усиливающейся мобилизации на наших восточных границах, пригласил господина Молотова в Берлин.
Советский министр иностранных дел потребовал прояснения позиции или согласия Германии по следующим 4 вопросам:
1-й вопрос Молотова: Будет ли германская гарантия, данная Румынии, в случае нападения Советской России на Румынию, направлена также против Советской России?
Мой ответ: Германская гарантия имеет общий и обязательный для нас характер. Россия никогда не заявляла нам, что, кроме Бессарабии, у нее вообще есть в Румынии еще какие-то интересы. Оккупация Северной Буковины уже явилась нарушением этого заверения[659]. Поэтому я не думаю, что Россия теперь вдруг вознамерилась предпринять какие-то дальнейшие действия против Румынии.
2-й вопрос Молотова: Россия вновь ощущает угрозу со стороны Финляндии и решила, что не потерпит этого. Готова ли Германия не оказывать Финляндии поддержки, и, прежде всего, немедленно отвести назад немецкие войска, продвигающиеся к Киркенесу, на смену прежним?
Мой ответ: Германия по-прежнему не имеет в Финляндии никаких политических интересов, однако правительство Германской Державы не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа, тем более, что мы никогда не могли поверить в угрозу России со стороны Финляндии. Мы вообще не хотели бы, чтобы Балтийское море снова стало театром военных действий.
3-й вопрос Молотова: Готова ли Германия согласиться с тем, что Советская Россия предоставит гарантию Болгарии и советские войска будут, с этой целью, направлены в Болгарию, причем он, Молотов, хотел бы заверить, что это не будет использовано как повод, например, для свержения царя?
Мой ответ: Болгария — суверенное государство, и мне неизвестно, обращалась ли вообще Болгария к Советской России с просьбой о гарантии, подобно тому, как Румыния обратилась к Германии. Кроме того, я должен обсудить этот вопрос с моими союзниками.
4-й вопрос Молотова: Советской России при любых обстоятельствах требуется свободный проход через Дарданеллы, а для его защиты необходимо создать несколько важных военных баз на Дарданеллах и на Босфоре. Согласится с этим Германия или нет?
Мой ответ: Германия готова в любой момент дать свое согласие на изменение статуса проливов, определенного соглашением в Монтрё в пользу черноморских государств, но Германия не готова согласиться на создание русских военных баз в проливах.
Национал-социалисты! В данном вопросе я занял ту позицию, которую только и мог занять, как ответственный вождь Германской Державы и как сознающий свою ответственность представитель европейской культуры и цивилизации. В результате усилилась советская деятельность, направленная против Рейха, и, прежде всего, был немедленно начат подкоп под новое румынское государство, усилились и попытки свергнуть, при помощи пропаганды, болгарское правительство.
С помощью запутавшихся, незрелых людей из румынского Легиона удаолось инсценировать государственный переворот, целью которого было свергнуть главу государства генерала Антонеску, ввергнуть страну в хаос и, устранив законную власть, создать предпосылки для того, чтобы обещанные Германией гарантии не могли вступить в силу.
Несмотря на это, я продолжал считать, что лучше всего хранить молчание.
Сразу же после краха этой авантюры вновь усилилась концентрация русских войск на восточной границе Германии. Танковые и парашютные войска во все большем количестве перебрасывались на угрожающе близкое к германской границе расстояние.
Германский вермахт и германская родина знают, что еще несколько недель назад на нашей восточной границе не было ни одной немецкой танковой или моторизованной дивизии.
Но если требовалось последнее доказательство того, что, несмотря на все опровержения и маскировку, возникла коалиция между Англией и Советской Россией, то его дал югославский конфликт.
Пока я предпринимал последнюю попытку умиротворения Балкан и, разумеется, вместе с дуче, предложил Югославии присоединиться к Тройственному пакту, Англия и Советская Россия совместно организовали путч и за одну ночь устранили тогдашнее правительство, готовое к взаимопониманию. Сегодня об этом можно рассказать немецкому народу: антигерманский государственный переворот в Сербии произошел не только под английскими, но и, прежде всего, под советскими знаменами. Поскольку мы промолчали и об этом, советское руководство сделало следующий шаг. Оно не только организовало путч, но и несколько дней спустя заключило со своими новыми ставленниками известный договор о дружбе, призванный укрепить волю Сербии оказать сопротивление умиротворению на Балканах и натравить ее на Германию. И это не было платоническим намерением. Москва требовала мобилизации сербской армии.