Магичка кротко взглянула снизу вверх на управляющего, превышавшего женщину на добрых три ладони и выглядевшего так, будто среди его предков затесались не только волки, но и медведи-оборотни. Темвик не страшился никого и ничего… за исключением ручных змеек стигийки. Причем, как это не досадно, побаивался их взаправду.
Незаслуженно обозванного «гадюкой» безвредного песчаного полоза бережно сняли с кружки и водрузили на запястье хозяйки. Только после этого Магнуссон согласился присесть за стол, где незамедлительно сунулся в записи Ренисенб. Та, впрочем, не возражала.
— Без Юшты и его несравненных обедов мы точно помрем с голоду, — скорбно пробормотал Грайтис. — Ладно, считайте, я уже проснулся. Чем порадуете? Отыскали хоть одного разумного свидетеля, который не бормочет ерунды о страшных чудищах?
— Нет, — буркнул Рэф. — Хотя картина происшедшего теперь представляется достаточно четко. Начало заварухе положили зингарцы — личная охрана некоего Сауселье, виноторговца из Бургота. Старшего над ними кликали Варгасом. По скудоумию оный Варгас имел нахальство задирать почтенного месьора Далума, требовать девок и вообще вел себя непотребно, равно как его прихвостни. Пожалеть о совершенной ошибке он уже не сможет — по той причине, что помер. Также как вышибала из «Короны», Белиас, — ширриф и комендант замка одновременно кивнули, подтверждая свое знакомство с упомянутым человеком. — Вместе с ними приказали долго жить четверо стражников из числа коронной гвардии, двое наемников-зингарцев, вмешавшийся в драку подмастерье из ювелирной лавки на Хлебном проезде и служанка Юшты. Итого ровным счетом десять человек, а также случайно раненые…
— И то существо, которое до сегодняшнего дня мирно промышляло попрошайничеством у митрианских часовен да мелкими приработками то там, то здесь, — закончил фразу Темвик. — Имени нищеброда узнать не удалось, а прозвище ему было Волчец. Что выглядит крайне странным — если он принадлежал к нашему племени — (Магнуссон, как и король Эртель, относился к Карающей Длани, не делая из этого обстоятельства никакой тайны), — то как умудрился докатиться до такого плачевного состояния? Где его клан, семья, близкие? Истреблены? Или род по какой-то причине отказался иметь с ним дело?
— Боюсь, таких подробностей мы никогда не узнаем, — негромко проговорила Ренисенб, заставив мужчин разом повернуться к ней. — История этого человека останется для нас загадкой, зато обстоятельства его кончины стали трагедией. Свидетели единодушны: в какой-то миг потасовки Волчец, — она выговорила трудное слово едва ли не по буквам, — до того отсиживавшийся в углу, впал в бешенство, разительно переменился обликом и напал на одного из гвардейцев, бежавших за помощью. Покончив со стражником, тварь продолжала атаковать людей, пока общими усилиями ее не изрубили в клочья.
Припомнив, в каком виде стражи порядка застали «Корону и посох», Грайтис невольно передернулся. Потасовка напоминала залитые водой и бессильно шипящие угольки — живые пытались выбраться наружу, раненые и умирающие стонали по углам. В центре просторной залы трое гвардейцев с остервенением пластовали клинками грязную и еле заметно дергающуюся груду тряпья. Во все стороны летели брызги темной крови, а чуть позже под опрокинутым столом сыскалась начисто отрубленная конечность — не поймешь, рука или нога — с толстыми изогнутыми когтями и странно укороченными пальцами.
— По просьбе месьора Темвика я сочла нелишним взглянуть на останки нищего, — тоном ученого мудреца, самозабвенно повествующего о найденных им развалинах древнего города и обнаруженных там ценностях, продолжила стигийка. Ширриф в очередной раз мысленно пожал плечами: поступки Тотланта и госпожи Ренисенб частенько выходили за пределы его разумения. Скажите на милость, какая женщина по доброй воле согласится посреди ночи идти в разгромленную таверну, дабы полюбоваться там на растерзанные трупы? И не просто согласится — примчится едва ли не вприпрыжку, предусмотрительно захватив с собой длинный свиток для записей, перо и чернильницу? — То, что от него уцелело, можно без труда сложить в корзинку и с тем закопать, однако меня крайне насторожил запах… Да нет, вовсе не тот, о котором вы подумали! — она заметила изменившееся выражение лиц слушателей и укоризненно покачала пальцем. — Я имею в виду запах магии. Любое сотворенное волшебство имеет свой, присущий только ему аромат, сохраняющийся в течение краткого времени около предмета или места, где применялась Сила. Так вот, от Волчеца пахло горелой древесиной, холодом и… как оно по-вашему… черный налет от факела?