Первой возможной жертвой, к его величайшему сожалению, вполне мог оказаться некий Грайтис Дарго, по злой прихоти судьбы — ширриф Вольфгарда со всеми вытекающими последствиями в виде, скажем, возможности быть затоптанным толпой. В душе Грайтис клял себя последними словами: если с самого начала понимал, что попытка любых переговоров с разъяренными обывателями обречена на провал, то какого ляда потащился рисковать жизнью? Покрасоваться напоследок захотелось? Что ж, покрасовался: хотя ширриф восседал на коне, а митрианец громоздился на своих двоих, Грайтиса не оставляло пакостное ощущение, что монах с изрядным раздражением косится на него сверху вниз.
И беседа, похоже, тоже прочно зашла в тупик. Если в представителей королевской власти еще не летели тухлые овощи, так исключительно благодаря авторитету святого брата. Или таковые овощи приберегались для более важной цели — обитателей гиперборейского посольства.
— Братия возлюбленные! — вновь возопил митрианец, отвернувшись от ширрифа с его небольшой свитой и обращаясь к разгоряченной пастве. — Час решительный настал ныне! Пришло время искоренить злокозненных гиперборейских магиков, а такодже и омерзительные создания их, огнем и хладной сталью! Ибо доколе можно терпеть на священной земле предков наших сей колдовской вертеп! Обитель чернокнижия, колодезь зла неисчерпаемый! Подымемся, как один, люди!..
В усадьбе меж тем старательно делали вид, будто никакой толпы под стенами вовсе не существует. Никто не высунулся на разноголосый шум и выкрики, маленькая дозорная башенка над воротами вопиюще пустовала, и создавалось обманчивое впечатление, будто подворье разом обезлюдело.
— Отцу настоятелю это здорово не понравится, брат Бомбах, — крикнул ширриф, наклоняясь с седла. — Разве в обычаях у служителей Митры Милосердного возжигать гнев в сердцах людских, а наипаче вдохновлять неразумных на суд скорый и неправый? Не говорил ли Творец: «Не в мече сила, но в слове, не в избиении иноверцев, но в обращении заблудших»? Одумайтесь, брат!
Оборотившись, звонарь прожег Грайтиса презрительным взглядом, а заодно обдал крепким винным духом. Толпа за его спиной всколыхнулась и воинственно загудела. Да, подумал ширриф, сотен пять, никак не менее. Ох… быть беде.
— Кои от рождения бродят во тьме, тех не молитва очистит, но могила! — рявкнул Бомбах, потрясая золоченым митрианским диском, подвешенным на стальной цепочке на манер кистеня. — Святой же Эпимитриус не единожды призывал искоренять огнем и мечом колдовскую заразу! Всем ведомо, что в первых рядах шел он изничтожать последние оплоты безбожных кхарийцев, закосневших во зле! Не путайтесь вы под ногами, ваше степенство, с конниками своими, душевно прошу вас и господина управителя тоже — не ровен час, под горячую руку и вам достанется… А лучше всего, коли вы добрые митрианцы и чтите Всеединого — присоединяйтесь к нам, и делу конец!
Темвик, приходивший в ярость всякий раз, когда он оказывался бессилен, скрипнул зубами и двинул коня. Рэф успел схватить управляющего за руку, и в результате добрый нордхеймский клинок Магнуссона не покинул ножен.
— Оставьте, право, — ровным голосом присоветовал дознаватель. — Нас тут хорошо если десяток, а погромщики, сами видите, настроены решительно. Гиперборейцы отобьются, а с братом Бомбахом я по-другому потолкую, когда все кончится.
— Потолкуем, — прорычал Темвик Магнуссон. — Ох и потолкуем мы с ним наедине! Пес брехливый! Краснобай…
— Начинается! — звонко воскликнула Ренисенб, приподнимаясь на стременах.
Призывные вопли Бомбаха потонули в мрачном вое толпы, и на двор гиперборейского посольства полетели первые снаряды — камни, гнилые овощи и поленья, запасливо прихваченные погромщиками. С полдюжины горожан, из числа наиболее молодых и ретивых, подогретые вином и речами звонаря, полезли на стену. Толстенные бревна после недавнего дождя оставались сырыми и скользкими, кое-где поросшими кисточками мха. Зацепиться было не за что, и до верха никто не добрался.
Изнутри усадьбы по-прежнему не доносилось ни звука.
— Говорю же, пошумят и разойдутся, — меланхолично повторил Рэф. — Уже сколько раз пытались. Испоганят месьору Эгарнейду двор, да и… Хоп, это что-то новенькое!
— Смотри, что творят… — охнул кто-то из стражников. Грайтис выругался от души.
— Проклятье! — вскричал Темвик, весь сморщившись. — Надо было сразу зарубить мерзавца-звонаря, как-нибудь отмахались бы! Ну, теперь пойдет веселье!
Под руководством энергично жестикулировавшего монаха вплотную к стенам выдвинулись те, кто догадался прихватить с собой топоры. Железо звучно застучало по сырым бревнам, и вскоре на стенах появились глубокие затесы. Цепляясь за них, несколько самых отчаянных сорвиголов снова начали карабкаться наверх. С воротами, окованными толстыми бронзовыми полосами, у штурмующих получилось хуже — топоры лишь высекли снопы искр, — и тогда, опять же по команде Бомбаха, откуда-то из-за угла посольской ограды бегом вынырнула куча угрюмых мужиков, волокущих нечто длинное и тяжелое.