Офицер морской пехоты отдал ей честь, потом в ужасе попятился, а она прошла мимо, будто он и не существовал. Она оглядела ряды пленных, ища нужное ей лицо, и нашла его.
Капитан Уильямс поднял глаза, будто чувствуя ее ненависть, и побледнел. Она пошла к нему, расталкивая всех на своем пути, и голос, звавший ее по имени, стал еще громче – кто бы это ни был, он пробивался через толпу вслед за ней.
Уильямс попытался увернуться, но ее левая рука вцепилась ему в волосы, и он завопил от боли, когда Хонор ударила его головой об стену. Его губы шевелились, выплевывая слова, которых она не желала слышать, и она правой рукой приставила ствол к его лбу и начала нажимать на спуск.
Кто-то схватил ее за руку и дернул, пистолет загудел, и взрыв дротика оцарапал крышу столовой. Она рванулась из удержавших ее рук, пытаясь отбросить помеху, но кто бы это ни был, держал он крепко, а в ухо ей что-то кричали.
Послышались еще крики, новые руки оттащили ее от Уильямса, а тот упал на колени, рыдая от ужаса и захлебываясь рвотой. Она отчаянно отбивалась, но так и не сумела освободиться и сама упала на колени. Кто-то вырвал у нее пистолет, а кто-то еще взял ее за голову и повернул к себе.
– Шкипер! Шкипер, нельзя! – почти всхлипнул Скотти Тремэйн, держа ее лицо обеими руками, а по щекам у него текли слезы. – Пожалуйста, шкипер, без суда нельзя!
Она отстраненно смотрела на него, не понимая, при чем тут вообще какой-то суд, и он слегка встряхнул ее.
– Пожалуйста, шкипер. Если вы застрелите пленного без суда, флот… – Он глубоко вдохнул. – Нельзя, мэм, хоть он этого и заслуживает.
– Да, вам нельзя, – сказал голос холоднее замороженного гелия, и на лицо Хонор вернулось осмысленное выражение, когда она увидела адмирала Мэтьюса. – Я прибыл, как только смог, капитан. – Он говорил медленно и четко, словно понимая, что к ее рассудку надо пробиваться. – Ваш лейтенант прав. Вы не можете его убить. – Она уставилась в его глаза, и что-то в ней оттаяло, когда она увидела боль, стыд и ярость, кипевшие в его душе.
– И что дальше? – Она не узнавала собственного голоса, и губы Мэтьюса искривились в гримасе презрения и ненависти, когда он посмотрел вниз, на всхлипывающего масадского капитана.
– Но я могу. Не без суда. У него будет суд, уверяю вас, у него и у всех животных, которых он спустил на ваших людей. Суд будет абсолютно, безукоризненно честный, и как только он закончится, этот садистский кусок дерьма и все остальные, кто за это в ответе, будут повешены, как и полагается мрази. – Он взглянул на нее в упор, и его холодный голос был тих. – Клянусь вам в этом, капитан, честью грейсонского флота.
Глава 27
Хонор Харрингтон смотрела сквозь люк на бездонный космос, а на душе у нее было так же холодно, как за стенкой корпуса корабля. Рядом молча сидели адмирал Мэтьюс, Элис Трумэн и Алистер МакКеон.
Девятнадцать. Девятнадцать человек с «Мадригала» выжили, и эта цифра наконец пробила фасад сдержанности коммандера Тейсмана. В базе данных на Вороне не было никаких данных о выживших. Похоже, их стер Уильямс, но это Тейсман подбирал людей с «Мадригала», и их было пятьдесят три. В том числе – двадцать шесть женщин. Из них выжили только энсин Джексон и Мерседес Брайэм, и на Фрица Монтойю жутко было смотреть, когда он описывал внутренние повреждения и переломы Брайэм.
Хонор позаботилась, чтобы Тейсман присутствовал при докладе Монтойи. А после доклада побелевший от ужаса коммандер повернулся к ней.
– Капитан Харрингтон, клянусь, я не знал, насколько все плохо. – Он резко сглотнул. – Пожалуйста, поверьте мне. Я… я знал, что там все плохо, но я ничего не мог сделать, и… и я не знал, насколько плохо.
Его терзания были искренними, как и его стыд. Боцман «Мадригала» подтвердил, что адмирала убили ракеты Тейсмана. Хонор хотелось его за это ненавидеть, очень хотелось, но его переживания отняли у нее даже эту возможность.
– Я вам верю, коммандер, – сказала она устало, потом глубоко вдохнула. – Вы готовы свидетельствовать в грейсонском суде о том, что известно вам лично? Никто вас не спросит, почему вы «эмигрировали» на Масаду, это адмирал Мэтьюс мне обещал. Но мало кто из настоящих масадцев добровольно согласится свидетельствовать против Уильямса и его зверей.
– Да, мэм, – ответил Тейсман холодным тоном. – Да, мэм, я выступлю в суде. И… мне очень жаль, капитан. Даже не могу сказать, как жаль.
А теперь она сидела, глядя на звезды; сердце ее заледенело. База данных Ворона ничего не говорила о пленных, но там была другая информация. Наконец она знала, что ей противостоит, и это был не тяжелый крейсер. Совсем не тяжелый крейсер.
– Ну что ж, – сказала она наконец, – теперь мы хотя бы знаем.
– Да, мэм, – тихо отозвалась Элис Трумэн. На секунду она замолчала, а потом задала вопрос, который был на уме у всех мантикорцев: – И что нам теперь делать, мэм?
Хонор невесело усмехнулась правой стороной рта, потому что в глубине души она боялась, что уже знает ответ. У нее был поврежденный тяжелый крейсер в триста тысяч тонн, поврежденный эсминец и полностью искалеченный легкий крейсер – против линейного крейсера в восемьсот пятьдесят тысяч тонн. То, что осталось от грейсонского флота, просто не считалось. С таким же успехом она могла пристрелить грейсонские экипажи сама, а не посылать их против линейного крейсера класса «Султан»… и ее собственный корабль тоже не мог с ним сравниться. На «Султане» почти вдвое более мощное вооружение, впятеро больше боеприпасов, и защитные стенки куда прочнее, чем у нее. Хотя электроника у «Бесстрашного» и получше, она боялась, что мало кто выживет, если она и «Трубадур» столкнутся лбами с «Гневом Господним».
– Сделаем что сможем, Элис, – сказала она тихо. Она выпрямилась, отвернулась от люка и заговорила уже четче: – Может, они и не станут нападать. Они потеряли практически все масадские корабли. У Хевена нет никакого прикрытия. Капитан «Гнева Господня» должен это понимать не хуже нас, и он не может знать, когда мы ждем подкрепления.
– Но мы-то знаем, мэм, – тихо заметил МакКеон. – Грузовики еще только через девять дней доберутся до Мантикоры. Прибавьте четыре дня, чтобы флот успел отреагировать, и… – Он пожал плечами.
– Я знаю. – Хонор взглянула на Трумэн. – Элис, у «Аполлона» и узлы импеллера, и паруса Варшавской в хорошем состоянии. Вы могли бы сократить срок на пять дней.
– Да, мэм. – Вид у Трумэн был несчастный, но тут она все равно ничем помочь не могла.
– Алистер, нам с тобой придется хорошенько обдумать ситуацию по пути обратно на Грейсон. Если дойдет дело до боя, нам придется сражаться с умом.
– Да, мэм, – сказал МакКеон так же тихо, как и Трумэн.
Хонор взглянула на адмирала Мэтьюса, и тот прочистил горло.
– Капитан, никто из нас не предполагал, какой серьезный у вас противник, но ваши люди уже сделали для нас куда больше и пострадали куда сильнее, чем мы имели право ждать. Я надеюсь, что кто бы ни был капитаном «Гнева Господня», у него хватит здравого смысла понять, что игра проиграна, и увести свой корабль. Но если он этого не сделает, наверняка Грейсон сумеет пережить все, что там запланировали Истинные, пока сюда не придет ваша помощь.
Он замолчал, но Хонор знала, что он пытался сказать – и почему он потратил столько слов и так и не смог выговорить самого главного. Адмирал понимал, что ее корабли вряд ли выстоят против «Султана», и как человек он хотел дать ей выход, повод отступить и выжить. Но как адмирал он понимал, в каком отчаянном положении окажутся масадцы, когда услышат, что случилось с Вороном, с их флотом и «Владычеством». В отчаянии люди поступали иррационально – а Масада заявила о готовности использовать ядерное оружие против Грейсона, когда ситуация была далеко не такой серьезной.
Как ни малы ее шансы против «Султана» – кроме «Бесстрашного» и «Трубадура» у Грейсона нет ничего, и если она отступит…
– Возможно, адмирал, – тихо сказала она, – но если они настолько безумны, что до сих пор продолжают атаки, то нельзя предсказать, что они сделают дальше. И даже если бы такие способы были, мой долг – защитить планету.