Выбрать главу

Я ловил себя на мысли, что начинаю рассуждать как пацан. С этим делом следовало завязывать.

Ко мне в комнату нагрянула Светка, стала пытать, что произошло на самом деле. Скрывать было нечего: находился в отдыхе, напали турки, увлекся…

– Тебя ничего не смущает? – пытала Светка. – Ты же уже весь ТАМ, пусть ты этого и не хотел. Ты с каждым днем погружаешься в дела банды все глубже… Да все я понимаю. – Моя рано повзрослевшая сестрица махнула рукой. – С волками жить – по-волчьи выть; с кем поведешься – от того и наберешься… Слушай, я за папу сегодня сильно переживала. Мама тоже нервничала, но она хотя бы не больная. Папа весь день таблетки пил, дышал как-то трудно…

Я уверил сестрицу, что все будет хорошо, развернул и выставил за порог. Хотелось только одного – уронить голову на подушку…

Глава пятая

Наутро Мамай смотрел на меня очень странно, озадаченно ковырялся в ухе. Пришлось посвятить во вчерашние события Уйгура и Холода – эти двое пользовались беспрекословным доверием Мамая.

– Знаешь, Шериф, тебе теперь крупный респект, – сказал Мамай. – От лица пацанов и от меня лично. То, что ты детдомовских отделал, – это одно. Никто не просил. Но то, что вчера сориентировался и прижал Шамиля – за это уважуха и низкий поклон.

– Навеки вписан в боевую летопись нашей конторы, – сумничал Уйгур.

Остальные засмеялись.

– Но вот то, что ты сейчас несешь про мента… Извини, Шериф, а не западло договариваться с ментами?

– Только из-за принципа? – возразил я. – Дескать, мусора – это зло, и точка. Извини, Мамай, но говоришь как урка. А ты не урка. И пацаны твои не урки. Они за порядок, за здоровый образ жизни, за страну в конце концов. Лично мне плевать, я в вашей конторе не состою. Но ты сам подумай, что такое хорошо, а что такое плохо. Враг моего врага – пусть не друг, но временный союзник. Меликов представляет силы, которым Турок поперек горла. Тебе он тоже поперек горла. Что плохого в горячей информации? Предупреди он вчера – и все пошло бы не так, не было бы побоища в сквере. Пострадали пацаны, пострадали жители, которые вообще не при делах. На какие бабки восстанавливать сквер? Кто владеет информацией, тот владеет миром, Мамай. А мир меняется, неужто не чувствуешь? На выплатах Меликову не разоритесь – не такая уж напряжная статья расходов. Даже сам факт, что мы вчера целыми с «Электроцентрали» вернулись, ни о чем не говорит? Прикиньте, отправьтесь мы пешком? Всей ватагой бы сейчас в больничке лежали.

– А если подстава? – предположил Холод. – Что насчет ложной информации?

– Это вы сразу почувствуете. В общем, решайте, Мамай. Я передал, дальше мое дело маленькое.

Мамай, как Чапаев, думал нелегкую думу. Мир действительно менялся, пусть и не в лучшую сторону.

– Что думаете, пацаны? – спросил Мамай.

– Расклад, кстати, нормальный, – рассудительно изрек Уйгур. – Шамиль сейчас презлющий, будет думать о реванше. А мы его мысли не читаем. И вот тут свой человечек в их стане никак не повредит.

– Мамай, Шериф с Уйгуром дело базарят, – немногословно прокомментировал ситуацию Холод.

– Ладно, – решился Мамай, – попробуем. Пусть нам всем и уготована за это адская сковородка… Но больше никому об этом не рассказывать. Знаем только мы – четверо. Что, Шериф, ты еще не с нами? – Мамай насмешливо прищурился. – Уважаю, конечно, твой выбор, но… Тебя уже все знают: менты, турки, детдомовские. Как жить собираешься?

– Не знаю, Мамай, – честно признался я. – Но бог даст, выживу.

Восстанавливаться долго не пришлось. Я почти не пострадал. Прилетело несколько оплеух – практически без отметин на лице, да в боку, где побывал «турецкий» ботинок, неприятно покалывало. День прошел без происшествий. Практически сутки я безвылазно просидел дома – на радость маме и прочим домашним. Третьего мая сел в машину и подался в институт. Девичий образ в голове нисколько не поблек, становился ярче. Было неловко, я смущался – и почему я в драке так не смущался? Побродил по этажам, заглянул в пару поточных аудиторий. Занятия вроде шли, но вяло. То ли праздники сказывались, то ли приближение сессии. Набравшись храбрости, я заглянул в деканат. Секретарь меня узнала, задумчиво уставилась. Я юлил, выражался экивоками, наконец сказал как есть.