Праздник не задавался. Это действительно – не на футбольном поле кулаками махать. «Игра в стратегию» называется.
– Шериф, а ты что думаешь? – спросил Мамай.
– Нет уж, – помотал я головой, – сами кумекайте. Оно тебе надо – мнение постороннего?
– Так, не выеживайся! – разозлился Мамай. – Вижу же по глазам – имеешь что сказать.
– Ну, хорошо. – Я стал стаскивать перчатки. – Все просто, Мамай. Дают – бери, бьют – беги. Ты не съешь Каратиста – другие съедят, и у тебя добавится еще один фронт. Любая империя, любая страна стремится расширить свои владения. Затраты со временем окупятся – Холод правду сказал. Каратист уже на грани, вот-вот начнет сдавать позиции. Надо направить к нему пацанов на поддержку. И не выражать свое пренебрежение – уважайте пацанов, они не виноваты. Им и так сейчас непросто. Каратист теперь… как бы это выразиться… партнер, но младший. Должен слушаться, но все приказы формулируйте как просьбы. Сам поймет, не маленький, перешагнет через свою гордость. Если что, его пацаны помогут здесь – не в такую уж даль бежать. О связи как-нибудь договоритесь. Не забывай, Мамай, у тебя есть ресурс, которого нет у Каратиста: учебные заведения на территории района. Контингент – то что надо. Временно снизь планку – вербуй больше людей. Со временем научатся – и махаться, и соображать. Не ссорься с ментами. В идеале лучше бы дружить, но… Все, молчу. Я сказал свое мнение, Мамай. Сам принимай свое авторитетное решение.
Выбора, если вдуматься, не было. Каратист уже гнулся под «турецким игом». Я наблюдал, как прибывают пацаны с Танковой. Угрюмые, какие-то сломавшиеся, расписавшиеся в собственном бессилии. Каратист – долговязый парень с хорошо развитыми кулаками – с мрачным видом выслушивал в углу Мамая, потом они удалились в каморку. Перетирали долго, но вроде высокие договаривающиеся стороны все устроило. Пацаны пожимали руки, кисло улыбались. Понты понтами, но Мамай взваливал на плечи тяжкий груз.
– Обеспечили себя дополнительным геморроем, – ворчал Уйгур.
– Ну а что, нормально, – прикидывал неунывающий Дадай. – У этих рыл сорок, у нас – рыл восемьдесят, целое войско, блин. Кормить не нужно, казармы не требуются – мамы с папами накормят и спать уложат. Вот только, боюсь, дань придется поднимать, а то не сдюжим…
Я уговаривал себя, что это меня не касается. Пусть у причастных к группировке голова болит. Мамай предложил прогуляться по улице Танкистов, примериться, так сказать, к первоочередным делам, потереть с пацанами. Я отклонил предложение, пошел домой. Начинался нервный зуд: к черту разборки, безумно хотелось к Гульнур…
Я позвонил ей утром шестого мая, предварительно заперев Светку в ее комнате, чтобы не подслушивала. Отец еще спал, мама умотала на работу. Набирал номер телефона, пальцы срывались, жутко боялся, что трубку снимет кто-то другой или вообще никто не снимет. Но мы договорились, что утром я позвоню. Длинные гудки стучали по ушам, добивали нервную систему. Гульнур сняла трубку, и я начал усердно потеть.
– Привет, – сказала она. – Да, дома. Но ты уже понял… – Девушка засмеялась. Значит, в институте все хорошо, гранит знаний не выдерживает, ломается под ее натиском. – Хорошо, давай куда-нибудь съездим. Заедешь за мной часика через два? Вот и отлично. Только голос у тебя, Андрей, дрожит… ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?
Никогда еще я не чувствовал себя так хорошо. За двадцать минут домчался до улицы Льва Толстого, бросил машину у подъезда, прыжками полетел на второй этаж. Возведи там местные юноши баррикаду, я бы ее разметал! Гульнур открыла, отступила, пропуская в квартиру. Я вошел, готовый ко всему. С кем тут нужно познакомиться? Преподнес ей букет из красных тюльпанов, приобретенный по пути в цветочной лавке. Она заулыбалась, стала нюхать и утонула в этих тюльпанах. В прихожую никто не выходил, и я начал смелеть, взял ее за талию, погрузился в магнетизм ее глаз. Гульнур была в чем-то легком, домашнем, я ощущал сквозь ткань ее шелковистую кожу. Она тоже волновалась – с дыханием начались перебои.
– Ты одна? – догадался я, погружаясь в аромат изысканной, явно не отечественной парфюмерии.
– Одна, – прошептала она. – Родители на работе. После работы у них партсобрание, а потом пойдут в ресторан – у них сегодня почти юбилей, четверть века совместной жизни, хотят провести вечер вдвоем, без надоевших детей… А Рашид уехал по делам за город, тоже будет поздно…
– А в институте как дела? – Я дышал неровно, недостойные мысли лезли в голову.
– Все хорошо… – Она тоже куда-то уплывала, туманились глаза. – Я сдала вчера… да неважно, что я сдала, ты все равно не запомнишь. Сегодня могу отдохнуть.