– И ты в это веришь? – насупился Мамай. – Как-то тупо, нет? Все ведь выяснится.
– Когда? – возразил я. – Общагу могут просто сжечь, баб поколотят, парочку трахнут – а ты за них, как ни кинь, в ответе, Мамай. Кто напал – непонятно. Мы-то всё понимаем, но нужны доказательства – особенно ментам. Шамиль будет все отрицать – ржать в глаза, но отрицать. Отношения с Каратистом подорвутся, потому что можно подумать, что работали его люди – протестный, так сказать, контингент. Не удастся задумка Турка – да и хрен с ней, зато он лишний раз продемонстрирует вашу уязвимость.
– Нашу? – с иронией в голосе уточнил Мамай.
– Вашу, – подтвердил я. – А мне вообще не до вас. Просто передал то, что сорока на хвосте принесла. Ну, бывайте, мужики. – Я помахал рукой и засмеялся. – Может, вам того, всем собраться и написать письмо турецкому султану?
В проведенной следующей ночью акции я не участвовал, но разговоров было хоть отбавляй. «Диверсанты» доезжали до конечной – причем использовали разные маршруты, скапливались в полуразрушенном двухэтажном здании, которое по неведомым причинам до сих пор не снесли. «Крутогоровские» рассчитали верно: незачем бегать в темноте за автобусами и отлавливать турок поодиночке. Занятие рискованное, успеют подать сигнал – и вся компашка слиняет. Высказывалось мнение накрыть их в расселенном доме, но тоже от этой идеи отказались – всех не выловишь, а ноги в потемках переломаешь. Все текло своим чередом. Неповоротливые «ЛиАЗы»-«раскладушки» разворачивались на конечной остановке, выпускали людей. Припозднившиеся горожане разбредались по домам. Отдельные личности уходили вбок, терялись за скособоченным забором. На конечной остановке пацаны Мамая глаза не мозолили, наблюдали со стороны. Насчитали девять или десять рыл, укрывшихся в здании. Их не трогали. Время шло. Район обезлюдел, все спали. А кто не спал, сидели за семью засовами. Ночь была прохладной, низко висели облака. В начале первого началось движение. Сначала выбрались двое, двинулись вперед в качестве передового дозора. За ними отправились остальные, растянулись вереницей. Пробежали вдоль ограды техникума, просочились через двор жилого дома, сделали остановку за кирпичной будкой, в которой сходились вентиляционные отдушины овощехранилища, стали преодолевать последний отрезок пути к своей цели…
Они входили в просторное фойе общежития, где матово горел свет, одетые во что-то бесформенное, с монтировками, в масках – раскатанных шапочках с вырезанными отверстиями для рта и глаз. От турок мощно несло алкоголем – пить не пили, но горло прополоскали и на одежду вылили. Вахтера на рабочем месте не оказалось – дедушку предупредили. Все вошли, осмотрелись, потянулись к лестнице. Возможно, что-то смутило, но уходить не собирались. В одно мгновение фойе наполнилось шумом! Из коридора выскакивали пацаны, атаковали незваных гостей. Целая дюжина с боевыми воплями скатилась с лестницы. Преимущество было подавляющее. Плюс внезапность. Турки растерянно вертелись на каменном полу. Их сбивали с ног, жестоко избивали. Немногие успели оказать сопротивление. Несколько человек бросились на улицу, но дверь оказалась заблокирована, да и свет в тамбуре погас. Возникла паника, турки трясли дверь, их били по затылкам, по хребтам. Оттаскивали от двери, швыряли на пол и остервенело пинали. Девчонкам этой ночью крайне повезло. Шум, конечно, слышали, но желающих спуститься не нашлось. Расправа продолжалась пять минут. Искалеченные «диверсанты» валялись на полу, молили о пощаде. Их избили до такого состояния, что они не могли подняться. Только стонали, куда-то ползли. Их по одному выбрасывали на улицу. Извлекли из-под лестницы перепуганного дедушку, дали тряпку, ведро и поставили задачу: чтобы все было чисто. Побитое воинство кое-как поставили на ноги и погнали через весь жилмассив к озеру. Это отняло массу времени – искалеченные пацаны едва переставляли ноги. Обошлось без нежелательных милицейских патрулей. Они бы все равно не остановили ослепленных яростью пацанов. Окровавленных страдальцев выбросили на берег недалеко от перешейка, заставили раздеваться. Догола! Кто не желал этого делать, получали добавку. Разделись все. «А теперь плывите к себе! – распорядился Мамай. – Считаем до десяти. Кто откажется, убьем!» Вода в озере была холодная – купальный сезон еще не настал. Половина из этих инвалидов не умела плавать, а другая половина все равно бы не доплыла. Ширина Малых Кабанов была не менее двухсот метров. Мамай тупым не был, но усердно это скрывал, гнал турок в воду. Самым бестолковым прилетало монтировкой. Пацаны обреченно побрели топиться. Нечто подобное я видел в одном советском фильме – про белых офицеров, не желающих сдаваться Красной армии. Они погружались по пояс, по грудь, по горло. Похоже, и вправду пошли в ихтиандры – лишь бы не огрести дополнительно. «На месте стой – раз, два!» – скомандовал знакомый с армейскими уставами Уйгур. «Вольно, перекур!» – добавил еще кто-то. Пацаны ржали. Турки на дальнем берегу все видели и грызли локти от злости. «Крутогоровских» этой ночью было больше.