– Холод, проследи, – бросил я. – Не нужно нам такое счастье на районе.
– Понял, Шериф, прослежу, – покладисто откликнулся Олежка. – Скажем наркотикам нет.
Пьянство и алкоголизм тоже были бичами общества. Какая только гадость не вылезала с этой гласностью. Хотя при чем тут гласность? Сигнал о помощи поступил из дома номер три. На шестом этаже обосновался еще один притон. Но другой направленности. Из-за двери доносились пьяные выкрики. Воняло даже в подъезде. «Веня Башмак в загуле, – объяснили люди. – Пьет беспробудно, дружков приводит, никакого покоя. Стенки картонные, все слышно. А если что-нибудь упадет, то по всему дому разносится. И ведь слова не скажешь, сразу с кулаками бросаются».
«А чем, интересно, занят участковый?» – сверлила любопытная мысль. Для приличия мы постучали. Никто не открыл. Из-за двери доносились взрывы хохота, звенели стаканы. Уйгур отступил, примерился – и красивым ударом пятки вынес дверь вместе с замком. В квартире стало тихо. Мы прошествовали по заваленной мусором прихожей, вторглись в комнату. Из приличных вещей здесь был только телевизор с трещиной поперек экрана. Три колоритных персонажа сидели за колченогим столом. Чокнуться успели, а вот до рта тару не донесли. Так и таращились на нас осоловелыми глазами, подняв стаканы. Двое в тельняшках, третий вообще голый по пояс, живописно разукрашенный татуировками.
– Вечер в хату, – вежливо поздоровался я.
– Э, да вы не менты, в натуре… – хрипло возвестил тощий, как шпагат, субъект с кривым ртом. Виктор Гюго такого персонажа назвал бы человеком, который смеется. Он медленно поднялся вместе со стаканом.
Ромка Гуляев ударил от души. Чего ждать, вечер наступил, домой пора. Стакан с «технической» водкой полетел в одну сторону, алкаш – в другую. Пробил головой дверцу серванта, улегся на полу, держась руками за голову, и застонал. Вскочили двое других – в принципе не дохлые, хотя и пропитые насквозь. Один схватил кухонный нож. Уйгур резко толкнул от себя стол. Посыпались «яства», из которых условно съедобными были только килька в томате и половинка луковицы. Край столешницы вонзился гражданину в причинное место, он выпучил глаза, выронил нож. Третий отпрыгнул к серванту, ударился об него спиной. Зазвенели не пропитые остатки посуды, посыпались бедолаге на голову. Били этих людей тщательно и со вкусом. Не наркоманы, должны запомнить. Отбили все кости, повозили по полу.
– Вы кто такие, мать вашу? – прохрипел лысеющий здоровяк с черными, как сажа, ногтями.
– В школе учился? – спросил я. – Помнишь про дубину народного гнева? Так это она пришла… Ладно, пацаны, хватит с них… Кто из вас Веня Башмак?
– Я… – прохрипел персонаж с оголенным торсом.
– А Башмак-то почему? – озадачился я.
– Откуда я знаю? Бушмакин моя фамилия…
– Понятно. Ты, Веник, полежи пока, ладно? – Остальных, награждая мощными затрещинами, погнали из квартиры и шумно спустили с лестницы. Они катились, вереща от боли, позволяли себе оскорбительные замечания в адрес наших пацанов. Пришлось спуститься, объяснить свою позицию (мол, если еще кого-нибудь из вас здесь увидим…) – и снова отправить в полет. Они поднимались на площадке этажом ниже, уходили, согнувшись, жалобно стонали. Башмака в квартире ждала особая экзекуция. Его пинками выгнали на балкон, перевалили через перила. Гуляш и Уйгур держали товарища за ноги, он болтался в воздухе и тоскливо выл. А я спрашивал: будет ли он еще пить? Пустит ли на порог своих дружков? Начнет ли вести нормальный образ жизни? Извинится ли перед соседями за причиненные неудобства? Понимает ли он, что произойдет в случае рецидива? В принципе на все вопросы Веня Башмак отвечал правильно, но иногда путался.
– Слушай, Шериф, ты не мог бы закруглиться с этой викториной? – прохрипел Гуляш. – Я его сейчас выроню, вот смеха-то будет…
Запуганного до полусмерти Башмака извлекли из-за перил, поставили на ноги, я похлопал его по плечу, и мы покинули благоухающий притон.
– Бесполезно, – ворчал Уйгур, прыгая по ступеням. – Они уже не остановятся, будут бухать, пока печень не откажет. Да и если бросят пить – на следующий день белочка придет и всем покажет. А это для соседей может вообще бедой обернуться.
– Да пусть бухают, – огрызнулся я. – Быстрее сдохнут, чище воздух станет. Но только не здесь. На районе этой мрази быть не должно.
Возможно, местами я начинал перегибать палку. Задумчиво оглядывали даже близкие соратники. Но я уже был не тот. Ломалось что-то во мне, перестраивалось.
Наутро возле дома меня подкараулил участковый Карамышев. Он сидел на лавочке у подъезда, наслаждался утренним воздухом.