– Олежка не выбрался, – прошептала Инга. – Завалило, когда там все рухнуло… Несколько тел увезли в морг – сильно обгорели, меня не пустили…
Из дома вышла понурая Алиса Тихомирова – похоже, девчонка даже не ложилась спать. Села рядом со мной, прижалась плечом. Я покосился на нее. Откуда Алиса всегда берется? Она не вымолвила ни слова. Мы сидели, как галчата на заборе, и уныло молчали. Подошел, прихрамывая, Дадай, тоже сел, пробормотав: «Эх, нарисовать бы вас». От парня мощно несло пепелищем, обгорели волосы на виске.
– Выпустили? – тихо спросил я.
– Меня и не впускали, – отозвался Дадай. – Самому сдаваться как-то стремно, а так хожу, никто не забирает…
Мы снова молчали. Хотелось курить, но где взять сигареты?
– Уйгур погиб, – глухо заговорил Дадай, – менты подстрелили. Холод из пожара не вышел. Грузило с ним рядом был, Баюн – все мертвы… Тушкан не выбрался, еще кто-то из мелких…Козюля визжал, вроде живым его видел… Димке Колесникову обе ноги переломали – прикиньте, обе… Только ползком может передвигаться…
– А Штирлиц что? – спросил я.
– Да этот всегда выкрутится, – отмахнулся Дадай. – Штирлиц же. Видел, как убегал. Его даже в ментовку не взяли…
Как-то крадучись подошел очкастый Дениска, пристроился на трубе неподалеку, бросил сумку под ноги.
– Это самое, Шериф, – покаянно начал он, – я, кажется, виноват, или… не знаю.
– Что еще? – вздрогнул я.
– Василису на хату привел, нас никто не видел. Думал, спать ляжет, а она давай буянить… Рыдала, сокрушалась по Уйгуру, даже на меня кидалась… Я ее уговариваю: мол, отсидишься, менты тебя тут не найдут, а потом что-нибудь придумаем, переправим в город или еще куда. А она заявляет: пойду ментам сдаваться. Я ей: ты дура? Сиди, мол, и не отсвечивай. А она: не хочу пацанов подставлять, против них теперь террор начнется, а мне все равно трындец, неделей раньше, неделей позже… Знаешь, Шариф, выскажу крамольную мысль: Василиса права. Сколь веревочка не вейся… В общем, поругался с ней, в ванную пошел, а она меня снаружи заперла и драпанула. Я в подъезд, а ее уже и след простыл…
– Кипиша нет, – подметил Дадай. – Значит, до ментовки Василиса дошла и все на себя взяла. Эх, судьба-злодейка, она же мента прямо-таки насмерть грохнула… Кстати, баба права, в такой ситуации только сдаваться, чтобы другим не навредить. Сделать что-нибудь можно, Шериф?
– Не знаю, – прошептал я. – Посмотрим. Сейчас адвокатов вроде можно нанимать – наймем…
– Да, кстати, – вспомнил Дениска, – на что адвоката нанимать собрался? Деньги забери. – Он кивнул на сумку у себя под ногами. – Это общак, который Уйгур обронил. Шесть тысяч триста двадцать два рубля. Я, кстати, ни копеечки не взял.
– Честный? – Я покосился на него.
– Не то чтобы… Просто боюсь сильно. – Парнишка передернул плечами.
– Спасибо, Дэн, ты молоток. Деньги не возьму, оставь у себя, спрячь хорошо. Со мной ситуация, знаешь ли, пока не ясна. Позднее разберемся.
– Ладно, Шериф, как скажешь.
– И снова все начнется, – прошептала Алиса. – Ты заметил, что люди, находящиеся рядом с тобой, долго не протягивают? Их убивают или калечат, или еще что… Рядом с тобой нельзя находиться…
– Почему же ты рядом?
– Не знаю, Андрей, – вздохнула Алиса. – Хорошо рядом с тобой…
– Лиричная же ты особа, Алиса… Ладно, люди… – Я вздохнул и стал слезать с заборчика. – Мы выжили, а значит, проблем у нас стало еще больше. Расходитесь, скоро народ пойдет. Нужно в себя прийти, все это осмыслить, погибших похоронить. Алиса, марш домой, а то мне твоя маман шею отвернет…
Я вошел в пустую квартиру, поблуждал по комнатам. На кухонном столе лежала записка. «Андрей, это Светка. Серега меня забрал, увозит в неизвестность. Говорит, что все нормально. Целую». Ниже – другим почерком: «Шериф, не парься и не менжуйся. Со Светкой все ништяк будет, зуб даю. Фитиль». Содержимое приписки несколько контрастировало с ее оформлением. Ровный каллиграфический почерк, ни единой орфографической или пунктуационной ошибки. Я отыскал сигарету, закурил, сжег в раковине записку.
Прозвенел дверной звонок. Я даже не вздрогнул, побрел открывать. За порогом стояли трое. Человек в милицейской форме, а за ним двое с автоматами и почему-то в касках. Видимо, из окопов вылезли.