Острые, казавшиеся на первое время такими колючими, грани казенной жизни давно ушли, ушли за счет первых, чистых побегов детской дружбы. Уже никому не. казалась жизнь одинокой, уже никто не чувствовал себя сиротой. Класс уже представлял из себя дружную хорошую семью, и пышными цветами зацветали нивы личной дружбы.
Начались экзамены… Коля и Жоржик готовятся вместе. Перед каждым экзаменом настроение взволнованно преподнятое особенно для малоспособных и лентяев, но все прошло относительно благополучно. Экзаменаторы более чем снисходительно относились к малышам, и очень небольшое число кадет перешло в следующий класс с переэкзаменовками. Сдан последний экзамен, и впереди радостные каникулы, встреча с родными, их баловство и свободная без уроков жизнь. Тепло и хорошо на душе, и только момент расставания с друзьями печален и горек. Упорникож уезжает в город Калач Донской области, Жоржик в Саратов, Лисичкин в далекую Сибирь, в Ачинск.
Поплыли пароходы, колесами застучали поезда, унося в разные уголки России маленьких кадет. Это были уже не те вновь испеченные кадеты, на которых, по словам сварливого каптенармуса, форма сидит, как седло на корове. Год пребывания в корпусе отшлифовал, отполировал их. Чистенькие, подтянутые, с хорошей выправкой они уже с достоинством носили форму корпуса.
Все как один, одетые в хорошо пригнанные суровые коломянковые рубахи с синим погоном, в черные отглаженные брюки и начищенные до предельного блеска сапоги, они по заслугам останавливали на себе внимание прохожих, а задорно сидящая на голове фуражка с красным околышем и кокардой вызывала восхищение у подрастающего слабого пола.
1906 год
Группами и в одиночку, поездами и пароходами тянутся в родной корпус к началу учебного года маленькие и взрослые кадеты. Как братья одной семьи, они радостно встречаются на пароходных пристанях, узловых станциях железных дорог и к 15-му августа, молодым, шумливым потоком вливаются в корпус. Три месяца вольной жизни, баловство родителей и родственников, сладость относительной вольности конечно отдалили их от казенной жизни и суровой дисциплины корпуса. Первые дни непривычно, тяжело, но неизбежное очень скоро берет верх, и жизнь сама собой укладывается в рамки уроков, перемен, завтраков, обедов, шалостей, наказаний, праздничных отпусков, временно оборвавшихся встреч и развлечений.
В жизни корпуса 1906 год был годом, выходящим из круга обычных учебных лет. Как только кадеты съехались с каникул, в одну из больших перемен все три роты корпуса были выстроены в портретном зале строевой роты. Воспитатели не объяснили причины экстренного сбора, и кадеты, в особенности старших классов, сгорали от любопытства и инстинктом ожидали какого-то сюрприза.
— Смирно! Равнение направо! — скомандывал командир 1-ой роты, полковник Максимович, и подошел с рапортом к директору корпуса.
— Здравствуйте кадеты!
— Здравия желаем Ваше превосходительство! — не совсем стройно ответили кадеты, за три месяца каникул отвыкшие от обычной практики. Директор корпуса не торопясь обошел фронт трех рот, построенных буквой «П» и отошел на средину. Он выдержал большую паузу и спокойно начал: — Кадеты Симбирцы! Я имею сообщить вам великую радость… Его Императорское Величество Государь Император всемилостивейше соизволил даровать Симбирскому Кадетскому Корпусу знамя. Его Величество повелел главному начальнику военно-учебных заведений Великому Князю Константину Константиновичу лично вручить корпусу дарованное знамя, и мы каждый день должны быть готовы достойно встретить августейшего гостя… Ваши воспитатели и законоучители подробно объяснят вам значение монаршей милости и знамени… Ротные командиры, ведите роты на завтрак: — сухо закончил сухой директор.
Роты разошлись на завтрак и каждая, в зависимости от возраста, по своему расценивала и переживала объявленную директором новость. Малыши 3-ей роты вообще никак не реагировали на нее и больше были заняты вкусным завтраком. Кадет 2-ой роты больше интересовал приезд в корпус любимого ими Великого Князя и обычный двухдневный отпуск, которым он всегда дарил кадет, уезжая из корпуса. И только кадеты старших классов, знакомые по военной историе и литературе с геройскими подвигами защиты и спасения знамен, полностью осознали великую честь монаршей милости. Они как-то сразу выросли морально и искренно были огорчены тем, что знамя будет храниться не у ротного образа, а в корпусной церкви.
Чуткий отец Михаил сразу учел повышенный и жертвенно-искренний интерес кадет к предстоящему событию и в один из своих уроков принес и роздал кадетам отпечатанные листы с текстом присяги. Он хорошо знал, что кадет к присяге не приводят, но каждый урок в старших классах он последовательно объяснял кадетам сущность и глубокий смысл текста тяжелой и трудно усваиваемой присяги, написанной Петром Великим. Дольше и чаще всего он останавливался на заключительных словах присяги, где присягаемый повторял: