Всадников, которые подстегивали своих коней, поднимаясь все выше по заросшим вереском Пеннинским горам, обрадовал открывшийся вид на Ричмонд. Том и трое его тяжеловооруженных спутников заулыбались, глядя друг на друга, завидев вдалеке огни города на реке Суэйл, поблескивающей среди присыпанных снегом клочков земли.
Постоялый двор, который они выбрали, выходил окнами на старинный каменный мост, аркой перекинутый через реку. Мужчины оживились – огромный каменный камин согревал комнату, и они могли получить вдоволь эля.
С удовольствием поедая пирожки с мясом, с которых капал жир, Том думал о девушке, которую скоро увидит. Сесили Уинслоу, сестра барона, слыла настоящей красавицей. Король предложил ей подумать об этом браке, но в то же время засомневался, что его кузен сумеет убедить девушку выйти за него замуж, Черт, Тому потребовалось долгое время, чтобы просто понять, как обращаться с женщиной, слишком необычным было его воспитание, и за прошедший год он наделал немало нелепых ошибок.
Чтобы справиться с нахлынувшими воспоминаниями, он глотнул эля. Он ведь был совершенно уверен, что убедит леди Элизабет Хаттон, дочь графа Олдерли, выйти за него замуж, – тем самым объединит два больших рода и восстановит спокойствие в Глостершире после того, как Генрих взошел на трон. Но ситуация изменилась к худшему, и прежде, чем он узнал об этом, ему пришлось запереть дочь лорда в ее спальне в башне замка Олдерли на время, пока он смог связаться с королем. Но ей удалось убежать, и после этого она переезжала с места на место со своей горничной, чтобы перехитрить его. Должно быть, ему следовало уволить своего управителя Милберна, предложившего столь неудачный план. Но часть вины лежала и на Томе, потому что от отчаяния он легко с ним согласился.
И теперь Том гадал – не помешают ли его прошлые глупые ошибки добиться расположения дочери барона, живущей далеко на севере? Том сумел в определенной мере восстановить свою репутацию – прошлым летом он помог королю в сложном деле, связанном с предательством. Может быть, Сесили Уинслоу в некотором смысле окажется ему наградой, прекрасная девушка, которую будет нетрудно заполучить в жены. Ему хотелось иметь наследников, детей, которых он бы любил и с которыми обращался бы лучше, чем в свое время с ним. Прежде он думал, что никогда не сможет иметь жену и детей, и мысль о том, что его ночи в случае брака не будут одинокими, приятно волновала. Потому что, хотя шесть лет тому назад он смог отказаться от принятия духовного сана и порой проводил время с пожелавшей этого женщиной, в его жизни все больше чего-то не хватало. Он хотел ощущать рядом… близкую душу, быть любимым и отвечать любовью.
Он подумал, что наконец-то готов оставить прошлое позади. Минуло уже шесть лет. Подозрения если и не исчезли совсем, то улеглись. Но вначале было очень трудно. Он единственный выигрывал от смерти брата, пусть доказательств, что он совершил убийство, не было. Только несколько лет тяжкого труда убедили его людей, что он намерен стать достойным главой рода, и позволили ему завоевать их симпатии.
Но королевский суд – другое дело. Он знал, что всегда найдутся доброхоты, которые будут считать, что он убил своего брата из жадности и жажды власти. И в течение долгого времени их подозрения заставляли его изображать поиски убийцы. Но он даже не видел лица девушки, потому что смотрел только на мертвого брата.
Возможно, король думал, что удачная женитьба будет способствовать дальнейшему укреплению позиций его кузена при дворе. Однако убедить благородную леди в необоснованности слухов было непростой задачей. Может быть, Сесили Уинслоу окажется не такой, как другие.
Или, может быть, она просто захочет покинуть этот неприветливый край. Том расправился с еще одной кружкой эля и почувствовал, что ступни его ног начали наконец согреваться. Он притопывал ногой в такт звукам лютни, на которой играл один из музыкантов, и улыбался, глядя на женщин, вышедших танцевать. Посетители становились все более шумными, они ритмично хлопали в ладоши и выкрикивали слова одобрения женщинам, которые танцевали, виляя бедрами. Платья плотно натягивались у них на груди, и Том смотрел на них не без волнения. После стольких лет, в течение которых ему не разрешалось даже взглянуть на женщину, он мог позволить себе разглядывать изящные женские формы, как голодный мужчина. Когда одна из женщин, закончив танцевать, присела к нему на колени, он уже выпил достаточно эля, чтобы принять предложение, которое она шепнула ему на ухо. Вслед за ней он вышел из общего зала и повел ее в спальню, за которую заплатил.
Когда дверь закрылась, он потянулся к женщине, но она, смеясь, увернулась и поставила на маленький деревянный столик кувшин с вином.
– Почему бы не выпить еще, милорд? – произнесла она, покачиваясь. Локон цвета темной меди спускался на ее плечо, улыбка обещала многое, – Ночь слишком холодна.
Он ухмыльнулся:
– Тогда позволь мне согреть тебя.
Он хотел ее поцеловать, но она опять уклонилась, взяла кувшин и протянула Тому. Девчонка права, подумал он, хорошо приложившись к содержимому. Внутри разлилась теплота, хотя огонь в камине едва тлел, а ставни дребезжали от ветра.
Женщина убрала кувшин в сторону и потянула его к себе, понуждая встать. Он удивился тому, что комната медленно вращалась вокруг него, и крепче ухватился за ее руки.
– Мне не следовало так много пить, – сказал он, недоумевая.
Она потянула его к кровати и толкнула на нее, освободив свои руки. Когда он сел и захотел заключить ее в объятия, она уклонилась и стала медленно расстегивать платье. Том лег, опершись на локоть, чтобы наблюдать процесс раздевания.
А затем комната уплыла в темноту, и больше он ничего не осознавал.
Том пробудился от пронизывающего холода, такого, который заставляет дрожать всем телом. Он повернулся на бок и застонал. Он промерз до костей, так, что, казалось, никогда больше не сможет согреться. Ему-то представлялось, что они прошлой ночью добрались до постоялого двора. Неужели погас огонь?
Он перестал дышать, его тело напряглось – он вспомнил. Он действительно добрался до Ричмонда и теплого постоялого двора. С трудом разлепив веки, он обнаружил, что находится в сумрачном помещении, едва освещаемом одним факелом. По полу шныряли мыши.
Том медленно переместил руку на пояс и обнаружил, что его меч исчез, так же как и кинжал. Еще больше насторожившись, он поднял голову, но не увидел ничего, кроме грубых, выложенных из камня стен и двери с забранным решеткой окошечком. С одной стороны стена оказалась близко, и он понял, что лежит на дощатом настиле, приподнятом над полом.
Том сел, спустил ноги и услышал бряцанье цепи, сразу почувствовав ее тяжесть на своей лодыжке. Кто-то заковал его. Осознав, что схвачен и заключен в темницу, он не позволил себе запаниковать. Он больше не был ребенком, которого его семья чуть было не обрекла на жизнь в одиночестве.
Встав на ноги, он пошел к двери, но цепь натянулась, когда до нее оставалось шагов пять. Он осмотрел металлическое кольцо на своей лодыжке и убедился, что оно старое, но прочное. Конец цепи был прикован к торчащему из стены кольцу. Том изо всей силы потянул за кольцо, но оно не пошатнулось. Цепь не позволила Тому обследовать дверь, но он смог добраться до отверстия, скорее щели в каменном полу в дальнем углу помещения. Окон не было, так что ему пришлось взглянуть правде в глаза – он в подземной тюрьме.
– Есть здесь кто-нибудь? – крикнул он у двери. Его голос эхом отозвался в застоялой тишине.
Никто не ответил, а ему хотелось, чтобы обнаружился хотя бы еще один какой-нибудь пленник, который смог бы ответить на его вопросы. Но, по-видимому, он был единственным узником. Он принялся ходить, пытаясь вспомнить, что с ним случилось. До того момента, как он повел женщину в спальню, он был в полном порядке. Она дала ему что-то выпить. Черт, ведь сама она не пила. Он мог бы поклясться в этом. Если она хотела ограбить его, она просто бросила бы его бесчувственным. Но дорогое кольцо виконта осталось при нем, монеты в мешочке на поясе тоже. Почему его заточили здесь?