В это время Ии и Хонда явились в зал совета, чтобы передать старшим советникам клана мнение младших.
— Писца ко мне! — позвал Иэясу.
После встречи с посланцами Нобуо он вернулся в личные покои и некоторое время просидел молча. Затем опять вернулся к делам.
Писец принес с собой прибор и дождался дальнейших распоряжений.
— Мне угодно отправить поздравительные послания князю Нобуо и князю Хидэёси.
Диктуя письма, Иэясу выглядел задумчивым и часто закрывал глаза. Прежде чем произнести чеканные фразы, которым предстояло попасть в текст, ему надо было совладать с мыслями, которые напоминали потоки расплавленного железа.
Когда оба письма были закончены, Иэясу распорядился призвать Исикаву Кадзумасу.
Писец положил оба завершенных послания перед Иэясу, почтительно поклонился и удалился. В дверях он столкнулся со слугой, который, войдя, зажег две лампы.
Солнце уже закатилось. Взглянув на зажженные лампы, Иэясу вскользь подумал, что нынешний день выдался коротким. И еще подумал, не по этой ли причине — вопреки всем трудам — он испытывает тяжкое ощущение пустоты в сердце.
Словно издалека до него донесся шум раздвигаемых ширм.
Кадзумаса, одетый, как и князь, в простое платье, почтительно склонился в дверном проеме. Почти никто из приверженцев клана до сих пор не снял боевые доспехи. Тем не менее Кадзумаса переоделся в кимоно перед тем, как войти к Иэясу.
— Это ты, Кадзумаса! Не стой там, подойди поближе!
Иэясу был, пожалуй, единственным в крепости, кто внешне не переменился после ставших известными событий. Однако, когда Кадзумаса приблизился к князю, ему бросилось в глаза, насколько беззащитным тот кажется.
— Кадзумаса, хочу отправить тебя завтра посланцем в ставку князя Хидэёси и в лагерь князя Нобуо в Куване.
— Повинуюсь, мой господин.
— Поздравительные письма я уже приготовил.
— Поздравления по случаю заключения мирного договора?
— Совершенно верно.
— Мне кажется, мой господин, я догадываюсь, что у вас на уме. Вы не хотите показывать разочарования, но рассчитываете, что, столкнувшись с подобным великодушием, князь Нобуо почувствует себя неловко.
— О чем ты говоришь, Кадзумаса? Я был бы последним трусом, если бы рассчитывал поставить князя Нобуо в неловкое положение, а заявление о продолжении боевых действий во исполнение союзнического долга выглядело бы в нынешних условиях несколько странно. Истинный это мир или мнимый — в обоих случаях у меня нет причины высказывать малейшее недовольство. Тебе следует объяснить князьям, что я искренне рад тому повороту, который приняли события, что все это соответствует моим желаниям, что я ликую вместе со всем народом.
Кадзумаса кое-что понимал в характере князя и догадался о подлинном смысле полученных указаний. Самому Кадзумасе предстояло справиться с еще одной — относящейся только к нему — напастью. Остальные приверженцы клана относились к Кадзумасе с предубеждением, утверждая, будто между ним и Хидэёси существует тайная связь. Год назад, после победы, одержанной Хидэёси под Янагасэ, именно Кадзумасу направили к нему посланцем от Иэясу.
В те дни Хидэёси был в превосходном настроении. Он пригласил многих князей на чайную церемонию в еще не завершенную крепость Осака.
С тех пор всегда, когда представлялся случай общения с людьми из клана Токугава, Хидэёси в первую очередь ждал новостей от Кадзумасы и неизменно осведомлялся о его добром здравии у людей, поддерживавших дружеские связи с кланом Токугава.
Поэтому самураи Токугавы считали Кадзумасу любимчиком Хидэёси. В ходе противостояния на холме Комаки и позднее, когда мирные переговоры предпринял Нива, настороженные взоры приверженцев Иэясу были устремлены в сторону Кадзумасы независимо от того, какой оборот принимали события.
Как и следовало ожидать, Иэясу не придавал этим слухам и пересудам никакого значения.
— Что такое? Почему такой шум?
Взбудораженные голоса из главного зала доносились через несколько помещений туда, где сидели Иэясу с Кадзумасой. Похоже, разъяренные внезапным заключением мира воины гневались по другому поводу — потому, что Кадзумаса был призван к Иэясу раньше них. Подобное отношение казалось им удивительным.
Ии и Хонда, избранные представительствовать от имени всех, и кое-кто из их соратников со всех сторон приступили к Тадацугу.
— Разве вам не было поручено вести передовой отряд? Разве не должны были вы оставаться в крепости Кувана? Разве не совершили вы непростительную ошибку, не узнав заблаговременно, что князь Нобуо и Хидэёси должны встретиться в Ядагаваре? Как насчет того, что гонцы врага, не встретив никаких препятствий, прибыли прямо в крепость Кувана? И с какой стати вы, узнав о заключении незаконного мирного договора, поспешили сюда явиться?
Оскорбления так и сыпались на Тадацугу. Люди будто забыли, что в этой истории им противостоял Хидэёси — человек, который никогда ничего не делает несвоевременно. Для Тадацугу одно это было достаточным оправданием собственной промашки. Но, столкнувшись со всеобщим возмущением и гневом, старый военачальник не мог не признать весомости предъявляемых упреков и, понурив голову, просил прощения.
Ни Хонда, ни Ии не собирались мучить испытанного воина. Им хотелось таким образом довести до князя недовольство заключением мира и побудить его не присоединяться к договору. Им хотелось сообщить миру, что воины клана Токугава не имеют отношения к позорному миру, подписанному Нобуо.
— Вы поддержите наше мнение перед князем? Вы, наш уважаемый старейшина?
— Нет, я не могу терять лицо, — возразил Тадацугу.
Хонда продолжал настаивать:
— Никто из нас не снял боевых доспехов. Мы готовы вступить в схватку. Повседневные приличия недействительны в условиях военного времени.
— У нас и так нет времени, — добавил Ии. — Мы страшимся, что произойдет непоправимое, прежде чем князь успеет поговорить с нами. Если вы не желаете быть нашим посредником, тут ничем не поможешь. Тогда нам следует искать встречи с князем, обратившись к нему прямо через личных слуг. Нам следует отправиться к нему в личные покои.
— Нет! Сейчас он совещается с господином Кадзумасой. Не подобает отвлекать его от дела.
— Опять Кадзумаса?
То, что Кадзумаса принят князем в такое судьбоносное время, только подлило масла в огонь. Воины встревожились и разгневались еще сильнее. С того времени, когда возникло противостояние на холме Комаки, они были уверены, что Кадзумаса ведет двойную игру. А когда Нива Нагахидэ начал переговоры о мире, первым оказался вовлечен в затею все тот же Кадзумаса. Они подозревали также его участие и влияние во множестве других тайных происков последних лет.
Когда всеобщее негодование вылилось в громогласные восклицания и выкрики, этот шум достиг ушей Иэясу, хоть его покои и находились на порядочном расстоянии от общего зала. К приверженцам помчался что было духу юный оруженосец.
— Вас призывает его светлость! — объявил он.
Охваченные изумлением, воины переглянулись. Упрямое и решительное выражение лиц Ии и Хонды говорило: именно это им сейчас и нужно. Призвав с собой Сакаи Тадацугу и остальных, они устремились в зал приемов.
Покои Иэясу заполнились самураями при оружии и в доспехах.
Присутствующие глаз не сводили с князя. Рядом с ним восседал Кадзумаса. Сакаи Тадацугу сел третьим, следом расположился весь цвет клана Токугава.
Иэясу начал говорить, но, вдруг указав на дальние места для младших соратников, произнес:
— Мне кажется, вы сидите слишком далеко. Мой голос не громок, так что извольте подойти поближе.
Люди сели плотнее, а те, кто до сих пор сидел в удалении, встали у Иэясу за спиной. Князь начал речь:
— Вчера князь Нобуо заключил мир с Хидэёси. Завтра я намереваюсь разослать грамоту с извещением об этом всему клану, но, насколько я понимаю, вы обо всем знаете и испытываете замешательство. Пожалуйста, простите за вынужденную задержку, я не собираюсь ничего от вас утаивать.
Воины понурились.