Брунетти наконец вполне овладел собой; он поднял глаза и в упор посмотрел на графа:
– Как вы их нашли?
– Четыре года назад они выполняли для меня кое-какую работу. Так что… я и предложил им еще подработать.
Сейчас уже не было времени расспрашивать, какого рода работу они для него выполняли; сейчас ему необходимо было выяснить только то, что имело отношение к похищению Роберто.
– Когда вам стало известно, что Роберто облучился? – О другой причине Брунетти и помыслить не мог.
– Вскоре после того, как он вернулся из Белоруссии.
– Расскажите мне, как это случилось.
Граф сложил руки на столе и опустил на них взгляд.
– Это случилось в отеле. Шел дождь. Роберто не хотелось выходить на улицу. Он даже телевизор не мог посмотреть – все было либо на русском, либо на немецком. Так получилось, что в этом отеле… не смогли… ну, или не захотели… найти ему женщину. В общем, ему стало скучно. От скуки он начал думать, что же ему поручили на этот раз, – он поднял глаза на Брунетти, – вы уверены, что хотите знать все, от начала и до конца? Стоит ли все это рассказывать?
– Полагаю, что да, – ответил Брунетти.
Граф задумчиво кивнул, хотя, похоже, его мысли витали где-то далеко и он не расслышал ответа Брунетти. Прокашлявшись, он продолжил:
– Роберто сказал, – не мне, а Маурицио, – сказал, что ему просто стало интересно, с чего это вдруг нам пришло в голову отправить его через всю Европу в эту богом забытую Белоруссию? С тем, чтобы привезти назад этот маленький невзрачный кейс? Ему до смерти захотелось узнать, что там внутри; кейс был тяжелый, и он поначалу подумал, что там, должно быть, золото или драгоценные камни… – Граф помолчал, а затем добавил: – Просто изнутри он был выложен свинцом. – Граф снова замолчал, и Брунетти терпеливо ждал, думая о том, когда же он наконец продолжит.
– Может, он захотел их присвоить? – предположил Брунетти.
Граф решительно покачал головой:
– Нет, нет, что вы, он никогда бы на это не решился. Роберто в жизни ничего не украл; тем более у меня.
– Почему же все-таки он его открыл?
– Не смог удержаться. Ну, еще, как мне кажется, и завидно стало. Он думал, что уж Маурицио я бы точно рассказал, что там лежит, а ему – нет. Якобы мы ему не доверяли.
– И он вскрыл его?
Граф кивнул.
– Он сказал, что вскрыл его каким-то допотопным консервным ножом с деревянной ручкой, – они до сих пор пользуются такими в отеле. Когда-то мы с их помощью открывали пивные бутылки. Помните?
Брунетти кивнул.
– Если бы он не сидел один у себя в номере, он просто не смог бы вскрыть этот кейс. И ничего не случилось бы. Но дело было в Белоруссии, сами понимаете, они до сих пор используют эти ножи. Так что вот… он взломал замок и открыл кейс.
– И что же там было?
Граф окинул Брунетти удивленным взглядом:
– Вы ведь сами только что сказали мне, что все знаете.
– Да, да, именно так, но мне хотелось бы знать, как вы перевозили эти материалы. И в каком виде.
– Такие маленькие голубые шарики. Приблизительно как… ну, как кроличий помет. – Граф поднял руку и, слегка раздвинув большой и указательный пальцы, показал примерный размер шариков и повторил: – Да-да, как кроличий помет.
Брунетти молчал; опыт подсказывал ему, что бывают минуты, когда надо прекратить расспросы, дав человеку возможность собраться с мыслями, чтобы тот сам, подобрав подходящие слова, продолжил разговор; в противном случае человек может просто уйти в себя и вообще отказаться говорить.
Неожиданно граф снова заговорил, разорвав гнетущую тишину:
– …Он заглянул в кейс и сразу закрыл его, но этого было вполне достаточно. – Граф знал, что нет нужды ничего пояснять. Брунетти и так все было известно о последствиях смертельной дозы облучения, которому подвергся Роберто, и о том, к чему это его привело.
– Когда вы узнали о том, что он открывал кейс?
– Когда передали материалы перевозчику. Через некоторое время мне позвонили по телефону. Сказали, что кто-то пытался вскрыть замок. Но на тот момент прошло уже около двух недель. Все это время груз находился у перевозчика на пароходе.
Брунетти воздержался от комментариев по этому поводу. На этот раз.
– А как скоро у него начались проблемы?
– Проблемы?
– Проблемы со здоровьем.
– Ах, это… – Граф покачал головой. – Кажется, неделю спустя. Сначала я подумал, что это грипп или что-нибудь в этом роде. От получателя груза не было ни слуху ни духу. Но Роберто с каждым днем становилось все хуже и хуже. А потом я узнал о том, что он взломал замок… и тогда я понял, в чем дело. Иного и быть не могло.
– А Роберто вы об этом спрашивали?
– Нет, нет, что вы, в этом не было нужды.
– А он сам кому-нибудь об этом говорил?
– Да, я ведь вам уже сказал, Маурицио. Но только потом, когда дела его стали совсем плохи.
– И что дальше?
Граф снова уставился на свои руки, задумчиво отмеряя пальцами правой ничтожный размер шариков, которые убили его сына, разом перечеркнув его жизнь. Наконец он поднял взгляд:
– И тогда я принял единственно приемлемое в сложившейся ситуации решение.
– Вы приняли решение? – вырвалось у Брунетти прежде, чем он смог сдержаться.
– Да.
Сначала Брунетти подумал, что граф не захочет вдаваться в подробности, но тот продолжал:
– Если бы обнаружилось, что с ним на самом деле, то и остальное тоже открылось бы, вы понимаете, о чем я, – то, что мы занимались нелегальными перевозками радиоактивных материалов, по сути дела, контрабандой.
– Да, да, понимаю, – кивнул Брунетти.
– Для нас это значило бы одно – позор. Разорение. Я не мог допустить, чтобы это произошло, чтобы был опозорен наш род, древний род Лоренцони. После стольких лет… Я бы даже сказал, веков…
– О да, – прошептал Брунетти.
– И когда я все обдумал и понял, что надо делать, то, не теряя времени даром, договорился обо всем с Фразетти и Маскарини.
– Чья это была идея? Я имею в виду инсценировку похищения.
Граф пренебрежительно пожал плечами, давая Брунетти понять, что это уже не важно.
– Я просто объяснил им, что от них требуется. Единственное, что меня волновало, чтобы жена ни о чем не догадалась. Я не хотел причинять ей боль. Я просто не мог допустить, чтобы она страдала. Если бы она узнала о том, что натворил Роберто, что послужило причиной его смерти… Даже не представляю, что с ней стало бы. – Он виновато посмотрел на Брунетти, а затем снова уставился на свои руки. – Но теперь, как я ни пытался ее оградить, она все знает.
– Откуда?
– Она видела нас с Маурицио.
Брунетти подумал о сгорбленной дряхлой старухе, сжимающей высохшими птичьими лапками набалдашник трости. Граф хотел оградить ее от страданий. Спасти от позора. Ну да, как же, как же.
– А как же само похищение? Почему они так и не прислали третьего письма?
– Он умер, – отвечал граф безжизненным тоном.
– Умер? Роберто?
– По крайней мере так они мне сказали.
Брунетти кивнул, будто мог вот так, с ходу, все осмыслить и, следуя за ним по извилистому пути, преисполниться сочувствием к его горю.
– И? Что дальше?
– Я приказал им пристрелить его, чтобы все подумали, что именно это послужило причиной его смерти.
И пока граф продолжал и дальше распространяться на этот счет, Брунетти, внутренне холодея, мало-помалу начинал понимать, что это за человек; насколько непоколебима была его убежденность в том, что он поступил абсолютно правильно, что именно так и следовало поступить в данной ситуации. Похоже, он искренне верил, что все его действия были правомерны и оправданны. В его голосе не прозвучало ни тени сомнения или неуверенности в себе.
– Но почему они закопали его именно на том поле, около Беллуно?
– У одного из них был маленький охотничий домик в лесу. Там они его и держали, а когда он умер, я приказал им закопать его где-нибудь поблизости. – На какое-то мгновение его сухое лицо смягчилось. – Но я приказал им вырыть неглубокую яму. И похоронить его вместе с кольцом. – Заметив, что Брунетти опешил, граф пояснил: – Чтобы его все-таки нашли. Я старался ради его матери. Рано или поздно она все равно узнала бы. Я не мог допустить, чтобы она пребывала в неведении, постоянно думая о том, жив ее мальчик или уже умер. Она бы этого не перенесла.