Франциск не стал испытывать его терпения и замахал коротенькой ручкой, приглашая приятеля занять соседнее место. Тот наконец заметил Кунза и пошел через зал, то и дело оглядываясь, будто опасаясь, что в «Изумрудном лете» собирается вся нью-йоркская мафия.
Плюхнувшись на соседний табурет, Стейнбек взмахом руки подозвал бармена и заказал пива. Тот принял заказ и, подмигнув Кунзу, как старому приятел^, весело сообщил:
— Может быть, твой приятель трезвенник, но орешками тебе придется делиться самому.
— Он терпеть не может арахис, — отреагировал Франциск в тон бармену. Через секунду перед Родом появился высокий бокал, наполненный до краев янтарным напитком с бело-желтой шапочкой пены. Кунз посмотрел на отпивающего глоток друга и поделился мыслью:
— Знаешь, а ты даже в этой одежде выглядишь, как полицейский.
— Да пошел ты, Франц, — Род явно не разделял оптимизма приятеля. — Нашел, где назначать встречу. Господи, подумать только! Удивляюсь, как это у тебя не хватило ума затащить меня в публичный дом.
— Спасибо, — расплылся детектив. — Я тоже тебя люблю.
— А-а, — Род махнул рукой. — Вот твои бумажки. Все, что мне удалось выяснить об этой подружке.
Он достал из кармана несколько отпечатанных на принтере листков и отдал их Франциску.
— Нс густо, — хмыкнул тот. — Она что, в безвоздушном пространстве росла, что ли?
— Это все, что есть на нее, — хмуро буркнул Род. — Надеюсь, за пиво заплатишь ты?
— Конечно, — Франциск кивнул, достал бумажник, выудил из него стодолларовую банкноту и протянул полицейскому. — Спасибо, дружище, ты мне, действительно, помог.
— Да ладно, не за что, — купюра исчезла в нагрудном кармане рубашки. — Я думаю, тебя заинтересует эта куколка, — он вновь кивнул на листки. — Но учти, если тебе еще раз понадобится что-нибудь от меня, назначай встречу в другом месте.»
— Ага, приму к сведению, — Кунз развернул первый лист, начал читать, но тут же остановился. — Эй, эй, погоди-ка. Я просил тебя узнать про Айрин Уокер, а не про… — он вновь заглянул в лист, — Лайзу Джексон. Что это за дерьмо ты мне подсунул?
Род ухмыльнулся, наслаждаясь маленькой местью, допил пиво, сполз с табурета и подмигнул.
— Вот так, приятель. Женщину на фотографии зовут Лайза Джексон, а единственная Айрин Уокер, подходящая по возрасту этой красотке из всех проживавших в Лос-Анджелесе, скончалась от травм, полученных в автомобильной катастрофе четыре дня назад в «Мемориальном медицинском госпитале» на Лонг-Бич, штат Калифорния. Пока!
Он махнул на прощание рукой и начал торопливо пробираться к выходу, оттирая локтями не в меру подгулявших посетителей.
Оставшись в одиночестве, Франциск Кунз снова перечитал первую фразу, достал фотографию и несколько секунд задумчиво разглядывал изображенную на ней женщину. Затем он убрал карточку в карман и поскреб переносицу.
— Значит, Лайза Джексон? — пробормотал Кунз. — Черт возьми, это становится все любопытней и любопытней.
Бармен вырос перед ним, словно по мановению волшебной палочки.
— Что-нибудь еще будете пить?
Франциск моргнул.
— Да, двойной виски. Кстати, содовую можете не наливать…
… Сидящий на другом конце стола худой нервный мужчина в черном костюме-тройке и цейссовских очках не понравился Чарли. Тут, в общем-то, дело было не в личных симпатиях и антипатиях: этого человека Чарли видел впервые в жизни, а значит, ничего не имел против него. Просто гость жутко боялся. Лицо его блестело от пота так, словно по нему прошлись лаком. Кожа была пепельного оттенка, а костяшки пальцев, сжимающих ручку «атташе-кейса», казались абсолютно белыми. От напряжения мужчина ерзал на стуле, еще сильнее потел и буквально испускал флюиды страха. Губы тряслись, а в довершение всего правый глаз у него начал подергиваться, отчего и без того жалкое впечатление усилилось, а терзавший мужчину страх стал еще заметнее.
Этим-то страхом долговязый и не понравился Чарли. Портено терпеть не мог людей, трясущихся безо всякой на то причины. Они вызывали у него брезгливость, подобно вшивым грязным собакам. Чарли не понимал, почему этот человек боится. Его никто не звал, он пришел сам. Его не затаскивали в машину, нс избивали в подъезде, нс наставляли пистолет в живот, не связывали и не засовывали кляп в рот. Его не хотели убивать, не грозили, нс пугали. Чего же бояться?