В ту ночь, когда Чарли посвящали в содружество уважаемых людей, в подвале прачечной, служившем для сортировки белья, собрались сорок мафиози. Чарли ожидал за дверью, вдыхая резкий запах мыла и щелочи, среди своих товарищей-претендентов. Щекастику Танкреди, его лучшему другу, было двадцать девять лет, Густо — двадцать три, Момо Кобре Джинафонде — тридцать четыре. Другие двое умерли от азиатского гриппа в том же году.
Чарли предполагал, что рекомендовать его будет отец, поэтому не менее прочих был поражен, когда из сортировочной вышел сам дон Коррадо и сопроводил его в присутствие братства, где новичок должен был принести клятву.
Дону Коррадо было под шестьдесят. Этот крепкий человек, легенда мафии, тогда уже входил в девятку богатейших людей Америки. Торжественно вонзив нож в крышку деревянного стола, он заговорил:
— Первый из посвящаемых сегодня в почетные члены семьи Прицци за последние пять лет — это сын моего старейшего друга Анджело Партанны, моего консильери. Ему семнадцать лет. В этом возрасте его отец принес клятву верности братству, перед отъездом из Агридженто, и я сам, будучи его ровесником, принял посвящение. — Он вынул револьвер и положил его рядом с ножом, торчащим из стола. — Чарли, — его голос пронзительно зазвенел, — ты вступаешь в почетное общество братства, члены которого обладают выдающимся мужеством и верностью законам. Ты принимаешь на себя членство живым, а утратишь его лишь мертвым. Пистолет и нож — отныне спутники твоей жизни и смерти. Возьмись за рукоятку.
Чарли протянул руку, нависая над низкорослым доном Коррадо.
— Верно ли, что фрателланца для тебя превыше всего? — спросил босс.
— Да, — взволнованно ответил Чарли.
— Превыше семьи, родины, Бога?
— Клянусь, что это так, — подтвердил Чарли.
— Есть три закона братства, которые должны стать твоей религией. Первое — ты обязан подчиняться твоим старшим. Если тебе прикажут, то во имя фрателланцы ты должен будешь беспрекословно пойти на смерть. Клянись.
— Клянусь, — ответил Чарли с сияющим лицом.
— Ты должен свято хранить секреты братства и не искать поддержки на стороне — будь то церковь или правительство. Сила, защита и утешение, что дает тебе фрателланца, — вот твое единственное прибежище.
— Клянусь!
— И наконец, ты не должен притеснять жену или детей другого члена братства.
— Клянусь, — смиренно отвечал Чарли.
— Нарушив эти клятвы, ты будешь убит без суда и предупреждения.
Затем Анджело Партанна попросил Чарли поднять указательный палец правой руки и пронзил его острой булавкой. Брызнула кровь.
— Эта кровь символизирует твое посвящение в семью. Теперь мы едины, и лишь смерть разлучит нас. — С этими словами дон Коррадо поднялся на цыпочки, чтобы обнять Чарли.
— Так же как мы защищаем тебя, ты должен защищать честь семьи Прицци. Клянись.
— Клянусь, — сказал Чарли.
Он поцеловал дона Коррадо, затем отца. Все восторженно зааплодировали.
Глава 5
Узнав о неожиданном приказе отца, Чарли так разволновался, что, дабы успокоиться, решил заново отскоблить кухонный пол. В мыльную воду для мытья полов он обычно добавлял медицинский спирт и концентрированный аммиак, который семейные химики использовали при тестировании героина. Раствор аммиака, что продавался в хозяйственных магазинах, не обладал необходимыми моющими качествами, которые требовались, чтобы поддерживать дома идеальную чистоту. Чарли был чистюля. При жизни матери у них был самый чистый дом в Бруклине, и Чарли не приходило в голову спрашивать, почему чище значит лучше, для него это было самоочевидно. Итак, он закатал брюки, встал на четвереньки, с ведром и металлической мочалкой, и обрушил свою злость на кухонный пол. Затем он вымыл и окна, выходящие на залив. Когда пол просох, Чарли принялся готовить ужин. Вынув из морозилки домашнюю сицилийскую пиццу — с сардинами, сыром, помидорами, чесноком, орегано и фаршированным артишоком, — он оставил ее подогреться, чтобы затем положить в микроволновку. Пока Чарли ожесточенно драил пол и окна, все его недовольство куда-то испарилось. Он захотел есть.