Трое мужчин окружили Винсента, увлекая его в банкетный зал, и протащили по проходам между столами, под приветствия гостей. Мужчины оглушительно свистели, женщины проталкивались поближе, чтобы коснуться его. Винсент едва успевал пожимать руки, окруженный толпой, точно чемпион-тяжеловес после победного нокаута. Силой своей власти трое капореджиме доставили Винсента на сцену, куда Анджело ранее усадил Мэйроуз и их жен.
Бригада из семнадцати болонских и венецианских поваров с утра трудилась на кухне. Подобно большинству гостей, Прицци любили сицилийскую кухню, но только домашнюю, а в ресторане, где невозможно проконтролировать, кто и что приготовил, предпочитали есть у знакомых поваров. Особенно с тех пор, как девятнадцать лет назад Чарли избил всех, кого нашел на кухне, когда в одном заведении изуродовали любимое блюдо его матери. На банкете у Винсента собрались гурманы числом семьсот тридцать пять человек, на двести три человека больше, чем позволяли правила пожарной безопасности от 1927 года.
Гости составляли элиту семьи Прицци: капореджиме храбрейшие солдаты; выдающиеся мастера творческой бухгалтерии; сборщики дани, крупные дистрибьюторы наркотиков, несколько дилеров, профсоюзные лидеры, свои люди в разных структурах, продюсеры порнофильмов, звезды, издатели, адвокаты, ведущие кредиторы, друзья из полиции Нью-Йорка и их жены. Эда Прицци, который не смог присутствовать на банкете, представляли два передних столика, за которыми сидели почетные гости — шесть конгрессменов, пять судей и юрисконсульт губернатора штата. Все с нетерпением ждали, когда появится легендарный дон Коррадо Прицци, Цезарь и Крез нашего времени, который должен был самолично подняться на сцену при свете рамп.
Шум стоял, как на стадионе. Старые друзья перекрикивались с разных концов зала и спешили обняться, со смехом и поцелуями. Казалось, что все исполнены радости и счастья. Над ярко освещенной сценой висели тонированные портреты людей, которым дон Коррадо поклонялся, как святым заступникам: Артуро Тосканини, папа Пий XII, Энрико Карузо и Ричард М. Никсон. Один из них, по крайней мере, точно покровительствовал ему на протяжении всей жизни.
Когда все расселись и на сцене осталось единственное свободное место, Огурец Кетриоли и Манго Пассато ввели дона Коррадо. Гости вскочили, восторженно крича и аплодируя. Скорее всего, подобная реакция была неизбежна, но дон Коррадо решил на всякий случай подстраховаться. Его сопровождал человек, с которым он познакомился двадцать секунд назад и которого его сын Эдуардо считал величайшим певцом бельканто в истории. И хотя сам дон Коррадо предпочитал Энрико Карузо, итальянский маэстро Джулиано Риццо, чей импресарио получил двадцать пять тысяч за это выступление, был доставлен в Нью-Йорк из Нового Орлеана, где проходил его бенефис, на бомбардировщике военно-воздушных сил США, по договоренности Эда с Пентагоном.
На глазах у семисот тридцати пяти человек дон Коррадо обнял одну восьмую громадного тенора и затем был усажен на стул, пока публика бесилась от восторга. Великий певец постоял, омываемый морем любви, и под аккомпанемент фортепиано за сценой запел трогательную арию из оперы Верди «Сицилийская вечерня», рассказывающую о сицилийских патриотах и их борьбе против французов. Слушая его, люди плакали. Иные просто сидели молча — наверное, впервые в жизни. Когда отзвучала последняя величественная нота, все поднялись, аплодируя, крича и рыдая. Риццо поцеловал руки и распростер их, посылая семье благословение, низко поклонился и затем ушел со сцены. Аплодисменты, крики и свист не стихали. Винсент встал и долго размахивал руками, призывая к тишине. Дон Коррадо тоже поднялся, но руками не размахивал, а спокойно стоял и улыбался, и люди понимали, что он снова, как прежде, не пожалел усилий и средств, чтобы доставить им удовольствие. Шум постепенно стих, и все расселись по местам.
— Мы собрались сегодня в честь моего сына, — просто сказал дон Коррадо. — Он готов покинуть нас… — при этих словах послышался изумленный стон, — чтобы поселиться в доме за девятьсот двадцать пять тысяч долларов с видом на собственное поле для гольфа в Лас-Вегасе, штат Невада. И я говорю ему при всех и от всего сердца: да пребудет с тобой Господь, Винсент. В знак нашего уважения и любви мы дарим ему небольшой подарок — полный набор серебряных клюшек для гольфа и пятьсот штук его любимых сигар. — Дон Коррадо улыбнулся.
Раздались одобрительные возгласы. Сэм Фальконе и Уилли Лессато с трудом подняли на сцену сумку для гольфа из слоновьей кожи, набитую клюшками. Фил Виттимиццаре, пошатываясь, вынес двадцать коробок сигар. Гости, которых сначала сразил Джулиано Риццо, затем ошеломила новость о переводе босса,