Часы показывали двадцать пять минут десятого. Значит, в Калифорнии сейчас двадцать пять седьмого. Самое время позвонить.
Айрин сняла трубку на третьем гудке.
— Это Чарли Партанна, — сказал он, не дыша.
— Чарли Партанна?
— Ну да.
— Вот здорово! Откуда у вас мой номер?
— Спросите чего-нибудь полегче. А вы не сердитесь?
— Что вы! Я очень рада. А вы сейчас где?
— В Бруклине.
— Ах…
— Но завтра я ненадолго прилетаю в Лос-Анджелес. Может быть, съездим куда-нибудь поужинать?
Повисла долгая пауза.
— Хорошо, — наконец произнесла Айрин.
— Отлично. Я за вами приеду. В котором часу вам удобно?
— В семь?
— Идет.
— Только сюда не приезжайте, лучше встретимся в холле гостиницы «Беверли Уилшер».
— Конечно, конечно. Спасибо. Спокойной ночи.
Положив трубку, он еще долго сидел на террасе, глядя на телефон. Всю жизнь он воспринимал телефоны как нечто само собой разумеющееся, как предмет мебели. Да и что в них особенного? Но когда, допустим, необходимо срочно вызвать врача или адвоката — тогда другое дело. Или взять его случай. Телефон оказал ему эту услугу, точно это был какой-нибудь пустяк — вроде помог ему узнать, какое сегодня число. А между тем это был совсем не пустяк — телефон связал его с Айрин. И если он еще раз услышит, что местные сорванцы курочат телефонную будку, как недавно, то им не поздоровится.
Айрин, в плетеной зеленой шляпке, которая могла бы завоевать шляпному делу ведущее место среди изящных искусств, ждала его в холле. Чарли издали приметил, что движение вокруг нее ушло в минус, и заочно пожалел беднягу Паули. Ему казалось, что он видит, как туманятся глаза стариков, как возникает эрекция у всех гостиничных клерков и постояльцев поблизости, и что каждая женщина, видящая Айрин, обречена всю ночь промучиться от зависти. Чарли, не чуя под собой ног, остановился. Айрин, маня его, подняла руку, и пальцы ее затрепетали. Чарли приблизился.
— Я уж испугался, что никогда вас больше не увижу, — сказал он, наклоняясь.
— А я вам звонила, — ответила Айрин. — Мэйроуз дала мне ваш телефон. Но вас не было, и я решила снова позвонить в воскресенье утром.
Эта была ложь, но ложь из приятных, благодаря которой Чарли перестал бояться, что он ей навязывается, и почувствовал, что интерес взаимный.
— Вы, наверное, шутите. Итак, куда же мы поедем? — Айрин поднялась. Она была подходящего роста — примерно на три дюйма ниже Чарли, но с прошлого раза она словно выросла. Наверное, надела туфли на высоком каблуке.
— У меня студийная машина с водителем, — ответил Чарли.
— Предлагаю поехать на моей машине. Вы поведете.
Чарли никогда не слышал такого голоса. Перед отъездом он попросит Паули прокрутить ему кино с Гретой Гарбо, потому что Айрин Уокер, должно быть, говорит как Грета Гарбо. Он где-то читал, что один ее поклонник заплатил пятнадцать тысяч долларов за сухую розу, которую Гарбо поцеловала лет двадцать назад. Тогда Чарли подумал, что парень сумасшедший, но теперь он его понимал. Он бы отдал пятнадцать тысяч долларов за любую розу, что побывала вблизи Айрин Уокер. Он и сам сидит вблизи Айрин, и он ей нравится, и она, наверное, скоро его поцелует, а когда-нибудь его выставят на аукцион и продадут по бешеной цене.
Они медленно прошли мимо лифтов, мимо витрин и ресторанов и вышли к крытому подъезду, куда по знаку швейцара подкатили ее двухместный иностранный родстер цвета аметиста. Чарли усадил Айрин в машину, дал швейцару на чай и велел отослать его автомобиль обратно на студию. Затем он сел за руль и спросил:
— А что это за машина?
— «Гоцци».
— «Гоцци»?
— Да, копия «мерседеса» 1929 года. Японцы делают их в Англии и продают в арабские страны. Для Калифорнии самое то.
— Такая машина везде пригодится, — сказал Чарли, выруливая на проезжую часть. — Дорогая, наверное.
— Недешевая, конечно, — ответила Айрин, — но подумайте, сколько она будет стоить через два года. Какую кухню вы предпочитаете?
— Кухню?
— Ну да, в какой ресторан поедем?
— Понятия не имею. Я не местный.
— Хорошо, я знаю отличный ресторан на берегу океана.
Они поехали к океану. Проезжая по окружной по Пасифик-Коаст-Хайвей, Чарли чувствовал себя лучше, умнее, добрее и даже выше ростом, чем всегда. От счастья он рассказал ей про Лансинг в Мичигане — там хоть и обошлось без Айрин Уокер, но тоже было отлично.
— Я поехал туда по делу, а тут пурга. Снегу намело — жуть. Из сотрудников только администратор и ночной сторож, остальные не могут добраться на работу через заносы. Постояльцам пришлось убирать свои постели, готовить, пылесосить коридоры и все такое. Некоторые, конечно, отлынивали. А я люблю готовить и убираться, я живу один и сам веду хозяйство. Я и говорю администратору — я, мол, вам тут помогу. Вот я и работал на коммутаторе, на кухне, в баре — везде, где требовалась помощь. Большинство постояльцев тоже терпеливо все переносили, помогали друг другу, но были и такие, которые торчали без дела в холле и только смотрели в окно на пургу. Или буянили. А снегу все прибывало и прибывало. На третий день к нам пробился мужик со снегоочистителем и предложил очистить парковку и дорогу до главной трассы за четыреста долларов. Администратор, конечно, отказался, потому что, во-первых, дорого, а во-вторых, у них контракт с другим снегоочистителем. Народ стал возмущаться — дескать, мы хотим отсюда уехать и нам плевать, а двое мужиков начали его бить. Ну я по-быстрому раскидал их, и они притихли. Но все обозлились, бросили работать — даже нормальные люди. До вечера, пока не явился контрактный снегоуборщик и не расчистил завалы, я кормил их и всячески ублажал. Как только стало известно, что дорога свободна, они все вымелись за десять минут, и только трое из этих мерзавцев предложили администратору заплатить. Но он не взял с них деньги. А потом он — Фрэнсис М. Ви-никус его звали — долго меня благодарил, говорил, что я сделал доброе дело. Я и сам это знал, но все равно было приятно. Я звоню ему каждое Рождество. Это доставляет мне удовольствие.