Его не интересовала задача Шарпа. Золотая Шлюха не значила для него ничего, и он не заботился, был ли маркиз де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба мертв. Такие вещи были скучны Ангелу. Его заботило только то, что ему сказали: что эта работа очень важна, что успех причинит противнику вред, и что на поиски маркизы он отправится туда, где будет больше французов, которых можно убить. Он был рад работать на Шарпа. Он слышал, что Шарп убил много французов. Шарп улыбнулся.
— В этой жизни есть кое-что еще, кроме убийства французов.
— Я знаю, сеньор.
— Знаешь?
Ангел кивнул.
— Но я пока не хочу жениться. — Он поднял взгляд от огня и посмотрел на Шарпа. — Вы думаете, что ваша армия погонит французов по горам? Назад во Францию?
Шарп кивнул.
— Вероятно.
— Тогда я поступлю в стрелки. — Он улыбнулся. — Я буду шагать к Парижу и вспоминать моих родителей.
Ангел не был бы первым молодым испанцем, который присоединился к британским стрелкам — в некоторых ротах были дюжины испанцев, которые просили разрешения поступить в элитные части. Сладкий Вилли Фредериксон говорил, что единственная проблема с испанскими новичками — заставить их прекратить стрельбу: «Они хотят выиграть войну за один день». Шарп, слушая рассказ Ангела о его родителях, начал понимать рвение, с которым они сражаются.
Шарп поехал назад к лесистой долине, где он будет ждать, пока Ангел не вернется из города. Он расседлал Карабина и привязал его к стволу сосны. Он старательно осмотрел копыта лошади, желая, чтобы Ангел, который намного больше понимал в уходе за лошадьми, помог ему, потом потащил седло к небольшой поляне, где была назначена встреча.
Шарп ждал. Сумерки прокладывали тени меж стволов сосен, и ветерок шуршал верхушками деревьев. Он разглядывал сумеречные склоны долины, ища людей, но видел только лисицу и ее детенышей, которые играя рычали друг на друга у песчаного берега. Он возвратился к лошадям, положил винтовку возле себя и стал ждать возвращения Ангела.
Мальчишка приехал на рассвете, когда тьма между деревьями начала сереть, он принес сыр, завернутый в виноградные листья, свежий хлеб и новости. Прежде чем он сказал Шарпу хотя бы слово о маркизе, он потребовал свою винтовку и осмотрел ее в полутьме, как если за одну ночь, пока они были порознь, оружие могло измениться. Удовлетворенный, он посмотрел на офицера.
— Она исчезла.
Шарп почувствовал, что его надежды рушатся. В течение четырех дней после того, как он расстался с Хоганом, он боялся, что Элен возвратилась во Францию.
— Исчезла?
Ангел рассказал свою историю. Она уехала из города в карете, и хотя карета вернулась, маркизы в ней не было.
— Французы очень сердились. Их кавалерия искала ее повсюду. Они обыскали все деревни, они предложили награду золотом, но ничего не нашли. Они увеличили награду, но снова ничего. Она пропала.
Шарп выругался, и мальчик усмехнулся.
— Вы не доверяете мне, да? — Он рассмеялся. Это был поразительно красивый юноша: вьющиеся волосы и твердое лицо. Его темные глаза блестели в свете костра, который разжег Шарп, поскольку рассвет уже наступил. — Я знаю, где она, señor.
— Где?
— Женский монастырь Поднебесье, в Санта-Монике. — Ангел поднял руку, предупреждая вопрос Шарпа. — Я думаю.
— Ты думаешь?
Ангел взял флягу с вином и отпил.
— Ее забрали священники, так? Они и монахи. Все знают это, но никто не говорит. Они говорят, что тут вмешалась инквизиция. — Он перекрестился, и Шарп подумал об инквизиторе, который привез письмо для маркиза. Ангел улыбнулся. — Они не знают, куда ее увезли, но я знаю.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я — Ангел, разве нет? — Мальчишка рассмеялся. — Я видел человека, который знает меня. Он сообщает партизанам, какие войска идут в горы. Я доверяю ему. — Слова должны были казаться странными в устах шестнадцатилетнего, но они не казались странными, когда их говорил мальчишка, который рисковал жизнью, когда ему было тринадцать. Ангел достал из кармана щепотку табака, клочок бумаги и на испанский манер свернул самокрутку. Он наклонился вперед, и кончик самокрутки вспыхнул, когда он прикурил от пламени костра. — Этот человек говорит, что он слышал, будто женщину увезли в Санта-Монику, в женский монастырь. Он получил известие от партизан. — Ангел выдохнул струю дыма. — Партизаны охраняют женский монастырь.
— Партизаны?
— Si. Вы слышали об El Matarife?
Шарп покачал головой. В горах Испании было полно партизанских вожаков, которые выбирали самые причудливые прозвища. Он попытался вспомнить, что означало слово.
— Человек, который убивает животных?
— Да. И еще — Палач. Вы должны были слышать о нем. Он знаменит.
— И он охраняет женский монастырь?
Ангел плюнул на расклеивающуюся самокрутку.
— Так мне сказали. Он будет охранять mesa, не женский монастырь.
— Стол?
— Женский монастырь находится на горе, так? Очень высокая гора, с плоской вершиной, mesa — плоскогорье. Туда немного дорог, сеньор, так что легко охранять.
— Где это?
— Два дня езды. Там. — Он указал на северо-восток.
— Ты был там?
— Нет. — Ангел с отвращением бросил остатки самокрутки в огонь. Он так и не научился сворачивать ее по всем правилам. — Но я слышал о нем.
Шарп пытался понять, какой смысл имело то, о чем рассказал Ангел. Инквизиция? Это совпадение придавало рассказу мальчика достоверность, но зачем инквизиции похищать Элен? И с какой стати этому Палачу охранять женский монастырь, где ее держат?
Он спросил мальчика, и Ангел пожал плечами.
— Кто знает? Он не тот человек, которого можно спросить.
— А какой он человек?
Мальчик нахмурился.
— Он убивает французов, — признал он неохотно. — Но он убивает и своих собственных людей тоже. Он как-то расстрелял двенадцать мужчин из деревни, потому что крестьяне отказались дать пищу его людям. Он приехал во время сиесты и расстрелял их. Даже Мина не может справиться с ним. — Ангел говорил о человеке, который считался главным среди всех партизан. Мина, как было известно, казнил таких как El Matarife, — тех, кто преследовал соотечественников. Ангел скрутил себе новую самокрутку. — Французы боятся его. Говорили, что он когда-то расставил головы пятидесяти французов на Главной дороге — по одной на каждой миле. Это было около Витории, откуда он приезжает. — Мальчик рассмеялся. — Он медленно убивает. Говорят, что ему сделали пальто из кожи французов. Некоторые говорят, что он безумен.
— Мы можем найти его?
— Si. — Ангел сказал это так, как если бы вопрос был лишним. — Значит, мы едем в горы?
— Мы едем в горы.
Они поехали на северо-восток — туда, где горы превратились в головокружительной крутизны скалы, охотничьи угодья орлов, в страну удивительных долин и водопадов, которые брали начало в холодных утренних туманах и стекали к подножьям гор множеством ледяных горных потоков.
Они поехали на северо-восток — в края, почти необитаемые, редкие жители которых были столь бедны и запуганны, что они сбежали, когда увидели, двух странных всадников. Некоторые из местных жителей, сказал Ангел, даже не знают, что идет война.
— Они даже и не испанцы! — сердито сказал он.
— Не испанцы?
— Они — баски. У них свой собственный язык.
— Так кто же они?
Ангел безразлично пожал плечами.
— Они живут здесь.
Он, очевидно, больше ничего не мог сказать о них.
Ангел, как показалось Шарпу, заскучал. Они забрались в эти северные горы, далеко от французов. А значит, далеко от войны и от того, что Ангел услышал в Бургосе, далеко от волнений битвы.
В Бургосе ходили слухи, что британцы наконец выступили в поход и наступают на севере. Французская северная армия отступала, и Шарп видел авангард этой армии, когда она приближалась к Бургосу. Ангел боялся, что кампания закончится прежде, чем он сможет убивать снова. Шарп рассмеялся.