— Вы заплатили мне свой личный долг, мистер. Шарп. Глаз за глаз, как говорится.
Шарп наблюдал, как уничтожают его подзорную трубу, его бесценную подзорную трубу, подарок Веллингтона, чувствуя, как растут в нем гнев и отчаяние. Он ничего не мог поделать. Сержант Лавинь наблюдал за ним, и штыки были направлены ему в грудь. Он подавил гнев и кивнул на палаш.
— Добавьте это к тому, Дюко.
— Нет, мистер Шарп. — Дюко снова сидел за своим столом. — Когда они спросят меня, как вы умерли, я скажу, что я предложил вам дать честное слово, вы согласились, а потом напали на меня с мечом, который я вежливо возвратил вам. Моя жизнь была спасена сержантом Лавинем. — Француз улыбнулся. — Но я действительно ненавижу насилие, мистер Шарп. Вы поверите мне, если я скажу, что я не желаю вам смерти?
— Нет.
Дюко пожал плечами.
— Но это правда. Вы можете жить. Вы можете выйти отсюда с вашим мечом. Мы не будем обменивать вас, конечно, вы проведете остальную часть войны во Франции. Мы даже сможем попытаться сделать вас более цивилизованным. — Дюко улыбнулся своей шутке и посмотрел вниз на бумаги. — Просто скажите мне, мистер Шарп, или даже майор Шарп, если так вам больше нравится, Элен обращалась к британцам за помощью?
Шарп обругал его.
Дюко вздохнул и кивнул. Лавинь повернулся, все такой же бесстрастный и неудержимый, и на сей раз он бил Шарпа по лицу, разбив ему губы и оставив на лбу кровавый след от кольца, которое он носил. Шарп упал, снова преднамеренно, и тяжелый сапог бил его в спину. Он кричал, также преднамеренно, шаря руками по полу, и внезапно обрел надежду.
Искривленная, помятая трубка от его подзорной трубы лежала у стены. Он закричал снова в ответ на удар сапога, схватил трубку и спрятал ее в кулаке. Его схватили за ворот, подняли, развернули и толкнули обратно к стене.
Это была самая маленькая трубка. Он чувствовал порванную оправу — на ней делают насечку, которая держит маленькую линзу окуляра. Труба составляла в длину шесть дюймов, и один конец ее был расколот и зазубрен — там, где Дюко топтал ее.
Дюко ждал, пока дыхание Шарпа восстановится, глядя в его разбитое, окровавленное лицо.
— Вам будет полезно знать, майор, что я сейчас задам вам несколько вопросов, на которые у меня уже есть ответы. Вы, разумеется, можете причинить себе боль понапрасну. В конечном счете, вы поймете тщетность такого поведения. Вас обвиняли в убийстве мужа Элен, верно?
— Вы знаете, что да.
Дюко улыбнулся.
— Это я устроил, мистер. Шарп. Вы знали это? — Дюко был доволен, когда голова Шарпа дернулась, доволен внезапным удивлением, вспыхнувшим в подбитых глазах. Дюко нравилось, когда его жертвы знали, кто был ответственен за их несчастье. — Почему Веллингтон инсценировал вашу смерть?
— Я не знаю. — Губы Шарпа распухли. Он глотал кровь. Он притворялся, что тяжело дышит. Он прикидывал расстояние, планируя не первую смерть, но вторую.
Дюко наслаждался зрелищем растоптанного и сломленного противника. Ему доставляло удовольствие не избиение, но то, что Шарп осознал, что он был превзойден хитростью.
— Вас послали, чтобы спасти Элен?
Голос Шарпа был хриплым, слова, произнесенные окровавленными губами, звучали нечленораздельно.
— Я хотел знать, почему она лгала в своем письме.
Ответ насторожил Дюко, который нахмурился.
— Спасение было вашей собственной идеей?
— Моя идея. — Шарп выплюнул кровь изо рта на пол.
— Как вы узнали, где она?
— Все знали. Половина чертовой Испании.
Дюко признал, что это правда. Предполагалось, что ее судьба будет держаться в тайне, но никакую тайну нельзя сохранить в Испании. Даже Вериньи, этот пошлый дурак, в конечном счете, обнаружил, где прячут его возлюбленную. Но это не беспокоило Дюко. Все, что беспокоило Дюко, — это безопасность Договора.
— Таким образом, вы спасли ее пять дней назад?
— Что-то вроде этого.
— И генерал Вериньи обнаружил вас на следующий день?
— Да.
— Вы спали с нею, мистер Шарп?
— Нет.
— Но вы сказали, что именно ради этого вы хотели спасти ее.
— Она не хотела меня. — Шарп закрыл глаза и прислонил голову к стене. Прошлые два раза, когда его били, вооруженные солдаты не потрудились направить на него штыки, чтобы остановить его попытку сопротивления. Они видели, что он разбит и беспомощен. Они были неправы, но он должен выждать подходящий момент, и он должен рассчитать все до мелочей. В прошлый раз он упал в правую сторону, и солдат с той стороны отошел в сторону, чтобы дать место Лавиню. Он должен заставить его сделать это снова.
— Вы спали с нею?
— Нет.
— Она говорила вам, почему она в женском монастыре?
— Она хотела отдохнуть.
Дюко покачал головой.
— Вы — упрямый дурак, мистер Шарп.
— А ты — грязный маленький ублюдок.
— Мистер Шарп, — Дюко откинулся на спинку стула, — скажите мне, какое объяснение она предложила вам. Она, должно быть, изложила хоть какие-то причины ее ареста?
Шарп покачал его головой, как если бы не мог совладать с эмоциями.
— Она сказала, что видела вас во сне. Император приказал ей выйти замуж за вас, и она увидела вас голым, и это было самое отвратительное, что она когда-либо…
— Сержант!
Первый удар попал Шарпу в голову, это был скользящий удар, но за ним последовал прямой в живот, от которого весь воздух разом вышел из его груди. Он уклонился вправо, чему помог новый удар в голову, а затем он уже был на полу.
— Перестаньте!
Сапог ударил в почки. Он вытащил латунную трубку из рукава, повернул ее и крепко сжал в правой руке. У него был один шанс — только один.
— Нет! — Он выкрикнул это отчаянно, как ребенок, который умоляет, чтобы его перестали избивать, а потом он завизжал, когда сапог ударил его в бедро. Дюко что-то сказал по-французски.
Удары прекратились. Сержант наклонился, чтобы поднять Шарпа за воротник. Другие трое солдат отступали, усмехаясь, опустив штыки.
Лавинь тянул Шарпа и так и не увидел, как рука с трубкой ударила снизу вверх.
Шарп гневно выкрикивал свой воинственный клич. Они думали, что он слаб и разбит, но вся его жизнь была битвой, и они узнают, каков стрелок в битве.
Зазубренные и сдавленные края трубки ударяли Лавиня в пах, и Шарп поворачивал ее, давил, жал, в то время как сержант, отпустив его, кричал неприятно высоким голосом и пытался прижать руки к месту, где была только кровь и боль, но Шарп уже бросил трубку и сместился вправо от сержанта, двигаясь с невероятной скоростью и заполняя всю комнату своим боевым кличем.
Тело сержанта закрывало его от двоих солдат. Третий поднял мушкет, но Шарп захватил дуло, потянул на себя, а ребром правой ладони ударил солдата прямо по усам, ломая кости, так что голова откинулась назад, и тогда Шарп окровавленной рукой взялся за замок мушкета, прицелился и потянул спусковой крючок.
Двое других солдат не осмелились стрелять, из страха попасть в собственных товарищей. Еще секунды не прошло, как сержант наклонился, чтобы поднять избитого английского офицера, и уже мушкет изрыгал дым и гром.
Один человек упал с мушкетной пулей в легких, а Шарп ударил окованным медью прикладом в солдата, у которого отнял мушкет и который все еще цеплялся за него ним. Приклад ударил солдата в голову, но при этом Шарп наклонился, совсем близко к истекающему кровью, рыдающему сержанту, и в комнате раздалось эхо второго выстрела — такого громкого, что он даже заглушил вопли сержанта Лавиня.