Достав из красно-желтой пачки папиросу, Крылов не спеша закурил, словно показывая, что мир его подождет, но никак не наоборот. Глубоко затянувшись, он выпустил облако дыма и пристально посмотрел на Петрову. Его бычье тело было облачено в темно-синий костюм, к которому совершенно не шел аляповатый галстук. Впрочем, Крылов и не стремился к внешнему изяществу.
— Людмила Петрова, вот вам трудный вопрос. Задам его прямо, из уважения к вашим значительным боевым заслугам.
Ну, вот и оно. Наконец дело дошло до Курской дуги.
Однако это было не так.
— Дело касается вашего отца. Я должен спросить, чувствуете ли вы по-прежнему гнев, и если так, не влияет ли это на ваши суждения.
Петрова постаралась сохранить взгляд безучастным. Идиот-майор оказался прав, это был очень полезный дар. Ее глаза выражали чувства только тогда, когда она этого хотела. Пусть другие выплескивают душу в окружающий мир, беззаботно, неосторожно. Петрова не показывала ничего.
— Государство поступило так, как считало нужным, — сказала она, усилием воли подавляя воспоминание о том, как в 1939 году приехал черный «воронок», увезший, как потом выяснилось, навсегда ее отца, профессора биологии Ленинградского университета. — Уверена, это было сделано в интересах народа. Когда началась война, я вся отдалась служению Родине. Я позволила себе любить в течение одной недели и выйти замуж. Мой муж вернулся на фронт выполнять свой долг и вскоре погиб. Я буду служить отчизне до тех пор, пока у меня есть силы. Моя смерть ничего не значит. Главное — наша страна должна победить врага.
— Великолепный ответ, — похвалил Крылов, и трое приспешников подобострастно закивали. — Не имеет ничего общего с правдой, уверен, но произнесен с прочувствованной, хотя и лживой искренностью. Вы мастерски лжете, и я по достоинству оценил то, каких это стоило усилий. Лгать очень непросто, как известно любому политработнику. Уверен, взгляды вашего отца на урожай зерновых имели логическое обоснование, он верил искренне, и каким бы заблуждением они ни были, он не заслужил ту судьбу, какая была ему уготована. Строгий выговор с занесением в личное дело, быть может, понижение в должности, но смертный приговор? Такая жестокость! Государство совершает много ошибок, и даже сам вождь первым это признаёт. Но он, как и я, надеется, что после войны, когда мы во всем разберемся, справедливость будет восстановлена. Ну а пока, хотя мне известно, что рана до сих пор вас беспокоит, ваш патриотизм не вызывает сомнений. У товарищей из разведки есть вопросы к товарищу снайперу?
Ну вот и пришла наконец очередь Курской дуги. В лучшем случае все закончится Сибирью.
Однако вопросов оказалось немного, все мягкие, и Петрова легко с ними справилась. Родилась в Петрограде в 1919 году, счастливая, здоровая дочь известного профессора, потом арест отца, затем война, потом Дмитрий, оба брата погибли в первый год войны, бедная мать недолго их пережила, погибла под обстрелом в блокадном Ленинграде, и, наконец, ее состояние теперь — осколочное ранение зажило, она идет на поправку.
Ничего про Курскую дугу и про задание, полученное в особом отделе.
Мила опять не позволила глазам выдать ее.
Наконец Крылов, похоже, был удовлетворен. Взглянув на часы, он показал, что пора двигаться дальше: у него впереди восемнадцатичасовой рабочий день, и предстоит сделать еще много дел.
— Товарищ снайпер, пожалуйста, ознакомьтесь вот с этой папкой.
Глава 05
Москва
Бюро газеты «Вашингтон пост»
Наши дни
— Вот как я вышла на этого типа, — сказала Рейли, сидя в кабинете, смежном с ее квартирой. Оба помещения принадлежали газете «Вашингтон пост». — Я набрала в поисковой системе «Гарри Гопкинс[4] Сталина», и сразу же всплыло имя: Василий Крылов. Я его проверила. Из ближайшего окружения Сталина он единственный обладал властью провернуть такую операцию. Крылов был у Сталина человеком для решения любых проблем, каким был у Рузвельта Гопкинс.