— Он ноне наш, князь-батюшка. Близ монастыря на реке под обрывом умостился, — доложил князю холоп Ивашка.
— Один он там или нет? — строго спросил князь.
— С ним она, — тихо ответил Ивашка.
— Вот и пора спасать её от татя! — воскликнул князь Фёдор и, накинув на голову капюшон чёрного плаща, повёл холопов с подворья.
Однако не только старый князь ушёл на «охоту». Чуть раньше отца умчал со двора с тремя холопами на поводу молодой князь Василий. К тем, кто сидел в сей час на берегу Волги, у князя Василия Голубого-Ростовского были более основательные претензии, чем у его отца. Но добирались они к берегу Волги по-разному. Князь Фёдор шёл через ночной город открыто и знал, что его увидят горожане. Но это его не смущало. Он шёл вершить правый суд, чтобы защитить честь семьи и рода. Сын же пробирался по задворкам, через сады и огороды, стараясь быть незамеченным. И весь путь в две версты бежал, дабы опередить отца.
Ещё десять лет назад у князя Фёдора Голубого-Ростовского был сговор с князем Юрием Оболенским-Меньшим о том, чтобы их дети, княжич Василий и княжна Ульяна, были помолвлены. И все эти годы у Голубых-Ростовских не было повода беспокоиться, хотя дети и не были обручены. Но год с лишним назад в начале зимы вернулся в Старицы на своё подворье, в свои палаты из новгородской Деревской пятины боярин Степан Колычев с сыновьями, и сговору Голубых-Ростовских и Оболенских-Меньших грозила поруха.
Поднялся у Степана Колычева на крыло старший сын Фёдор. Да был он красив и статен, этакий богатырь Добрыня, и смутил он юную княжну своим чубом и глазищами онежской синевы. И как тут отцу тщедушного отпрыска не впасть во гнев, когда невесту вот-вот из-под носа уведут! Девице княжне шёл шестнадцатый год, и до венчания и свадьбы по сговору оставалось совсем немного времени. Но к чужой невесте подобрался тать и, того гляди, умыкнёт. И тогда быть княжеской чести поруганной, и окончательно пошатнётся достоинство древнего рода князей Ростовских, лишённых волею великого князя Василия Ивановича своего удела. И покинул князь Фёдор свой Ростов Великий, дабы не быть в опале от московских князей, прижился в Старицах. И умысел к тому был. Тешил себя надеждой на то, что после болезненного государя Василия, у коего не было наследника, взойдёт на кремлёвский престол его брат князь Андрей Старицкий, с которым князья Оболенские были в родстве. Далеко метил князь Фёдор. Знать бы ему, что Андрей Старицкий будет лишь опальным князем, а не великим, не рвался бы к родству с ним. Да будущее князя Андрея пока скрывалось за пеленою времени.
Вот и спешил князь Голубой-Ростовский защитить от посягательства свою и сына честь. Об одном жалел князь Фёдор в этот час, что нет с ним рядом будущего тестя, потому как тот был в отъезде по делам Андрея Старицкого, у которого служил в дворецких. Да и матушки княжны Ульяны не было дома. Ушла она с паломниками помолиться в Троице-Сергиеву лавру. Да так, очевидно, было угодно Господу Богу, чтобы он, князь Фёдор, своей десницей отторг от юной княжны посягателя и поганца боярского сына Федяшку.
Той порой будущий митрополит всея Руси юноша Фёдор, коему шёл девятнадцатый год, сидел на выкорчеванном старом сосновом пне и следил за поплавком удилища, закинутого в Волгу. А рядом с ним, укрывшись суконным кафтаном, сидела юная княжна Ульяна. Клёв ещё не начинался, рыба пока сонилась, ждала рассвета, дабы отправиться на поиски пищи. Фёдор знал те повадки рыбы и потому был терпелив. И Ульяша ждала да о времени не думала. Было ей отрадно сидеть возле Федяши и слушать, как он тёплым, глубоким голосом напевал ей былины:
Впервые Ульяна и Фёдор встретились несколько месяцев назад в храме на Пасху. Шло ночное бдение в старицком соборе Благовещения, и вместе они подошли к батюшке, дабы освятить куличи, пасхи, пасхальные яйца. Тогда же боярский сын улыбнулся приветливо, ласково и тихо молвил: