— Чего уставился на мою дочь и в краску её вгоняешь?!
Алексей только пожал плечами и промолчал. Тут подошёл князь Фёдор Ростовский, обнял гостя.
— Свет Пётр Ольгович, Матерь Божия бережёт тебя!
— Поздравляю? друг мой Фёдор Иванович, и с полувеком и с днём ангела. А я вот с доченькой. Сама-то приболела.
— Прошу пожаловать в палаты. Там уж многие собрались. — И, увидев Басманова, добавил: — Да вот, познакомьтесь. То сын знатного воеводы Плещеева-Басмана, сгинувшего в польском плену. Дворянин Алексей Басманов.
Дворянин Пётр Лыгошин, рассмотрев приятное лицо Басманова, позвал дочь.
— Родимая, подойди к нам.
Она подошла.
— Познакомься. Это сын того самого Данилы Басмана, которого в храмах среди достославных имён упоминают.
— Алексей, — сказал он с поклоном.
— Ксения, — тоже поклонившись, ответила Лыгошина.
Их взоры встретились. И Алексей зажмурился. Ему почудилось, что чёрные пронзительные глаза Ксении обожгли ему грудь и сердце. Но нет, в следующий миг тот же взгляд Ксении показался Алексею ласковым и тёплым. Ростовский увёл гостей в палаты, а Алексей продолжал стоять на дворе и чувствовал, что у него, словно от хмеля, кружится голова.
И прошло три дня, в течение которых Алексей и Ксения встречались многажды в день и даже находили минуты, когда им удавалось побеседовать. У них появилась жажда видеть друг друга. Алексей не мог наглядеться на её лицо. Оно казалось ему самым прекрасным из всех, что видел ранее. С чёрными, ниспадающими на плечи локонами, с чёрными же большими глазами, прямым носом и яркими, красиво очерченными губами, с лебединой шеей, стройная, она представлялась Алексею воплощением неземной красоты.
Ксения тоже не осталась равнодушной к Алексею. Он показался ей ясным соколом, прилетевшим из девичьих снов, из святочных гаданий. На третий день их знакомства в старицком соборе во время молебна в честь князя Фёдора Голубого-Ростовского Ксения взяла Алексея за руку. Точки её жизни смешались с точками жизни Алексея, и он прошептал:
— Любая, по приезде в Москву я пришлю к твоим батюшке и матушке сватов. Дай Бог, чтобы они приняли их.
— Как же не принять, они у меня добрые, — улыбнулась Ксения.
И Алексей понял из этого ответа, что их взаимное тяготение друг к другу ведомо её отцу.
Когда выходили после богослужения из храма, Алексей встретился с Фёдором Колычевым. Алексей обнял за плечи Фёдора и весело сказал:
— Друг мой, познакомься. Это Ксюша-москвитянка. Дерзну молвить, что моя невеста.
Фёдор внимательно посмотрел на Ксению. Она не отвела взора от его строгих тёмно-серых глаз, её губы были раскрыты в полуулыбке.
— Ия дерзну молвить своё: вижу по вашим глазам, что огонь люботы не угаснет в них до исхода дней. Радуюсь за тебя, Алёша. Твоя Ксюша — чудо.
Она же смеялась.
— Вот уж, право, смущать взялись...
Фёдора и Алексея всё сильнее влекло друг к другу. Как-то получилось, что у них не было настоящих друзей. Может быть, по той простой причине, что они помалу жили на одном месте. Фёдор с родителями год назад из Новгородской земли приехал, где обитали в глуши Деревской пятины, словно отшельники. А Алексей после гибели отца и скорой смерти матери кочевал от одних родственников к другим и лишь последние три года наконец-то окончательно прижился у дяди Михаила. Алексей знал загодя, что ежели поведёт дружбу с Фёдором, то наживёт себе недругов в лице князей Голубых-Ростовских. Да, отмахнувшись от этой «печали», он сказал:
— Федяша, ты проводи нас завтра в Покровский монастырь. Хотим посмотреть, как живёт братия.
Фёдор и ответить не успел, как из храма вышел князь Василий и со словами: «Пора, пора нам, други, к застолью», — увлёк Алексея и Ксению с паперти собора.
На другой день в послеобеденную пору Алексей пришёл-таки на подворье Колычевых, но был один.
— Батя Ксению не отпустил. Сам князь их в монастырь повезёт, — поведал он.
— Да ты не горюй, всё верно. Отец за честь дочери болеет.
Фёдор собирался недолго. Вместе с холопом собрал суму заплечную, харчей туда положил, баклагу хлебной водки — вот и сборам конец.
Шли не спеша, разговор завели. Фёдор спросил:
— Ты, Алёша, заниматься чем думаешь?
— Одна у меня стезя, как у батюшки, у деда и у всех Плещеевых, — к воеводству пойду. Десятским уже определён.