Горничную Аина отпустила — всё равно для задуманного надо было подождать, пока уснут слуги. К счастью, нахлопотавшись за долгий день, который начинался намного раньше хозяйского, бедняги так уставали, что чаще всего отключались, едва голова касалась подушки. По крайней мере, немолодые, вроде её камеристки.
Действуя, словно во сне, Аина распутала хитрую дамскую причёску, чтобы заплести обычную добротную косу, в которую тщательно вплела грузило с острыми шипами. Сначала примеривалась, куда спрятать «когти корса» в ночной рубашке, а потом плюнула и достала из запрятанной поглубже сумы свой кожаный костюм, к которому были уже пришиты подмышечные ножны. И только сверху накинула халат — на всякий случай, для маскировки. От обуви решила отказаться в пользу быстроты и тишины. Присела «на дорожку».
Мыслей в голове не возникало — всё было решено в тот миг, когда порвалось терпение. Тело действовало само по себе. Или бездействовало, как в данный момент. Просто по внутренним ощущениям, которые сейчас обострились, стремясь охватить весь замок, надо было выждать ещё немного. Чтобы не рисковать свидетелями. Морган не уснёт — в этом она была уверена. А вот насчёт Марлена — нет. Главное, чтобы здесь не оказалось потайных ходов, которые позволяют подглядывать за гостевыми покоями, не то с него станется.
Наконец все человеческие токи в замке как будто успокоились. Аина выскользнула за дверь и беспрепятственно добралась до комнаты, в которой поселили кузена. Поскреблась в дверь. Он тот час же открыл с лёгкой гримасой недовольства и посторонился, пропуская её внутрь. Барон был в штанах и рубахе с развязанным воротом.
— Заставила же ты меня ждать!
Он подступил вплотную, властным жестом взявшись за завязки её халата.
— Мне надо соблюдать приличия, — ответила Аина, уворачиваясь из рук мужчины. — Я ведь не у себя дома. Пришлось дождаться, пока коридоры опустеют.
Она, пока говорила, отошла к кровати и там снова обратилась к нему лицом, сама медленно развязывая узел. Морган хрипло рассмеялся при виде кожаного костюма почти в обтяжку и подошёл к ней. Грубо рванул к себе, но девушка, используя свои навыки, ненавязчиво опрокинула его на ложе — пока вроде бы игриво. Враг принял игру и развалился на простынях:
— О, какие мы! Любишь всё сама? Ну, покажи, что ты умеешь. А потом будет моя очередь, — сказал он с нехорошей ухмылкой.
Аина с хитрым лицом, которое, как она надеялась, было не слишком похоже на хищный оскал, оседлала барона, вытащила пояс из его брюк и проехалась телом по груди, ловя его запястья:
— Мне нравится, когда мужчина в моей власти, — с придыханием сказала она, останавливая вырез на бюсте прямо перед его лицом.
Морган при виде такой роскоши задышал чаще. Глаза жадно заблестели. Он горячо и липко лизнул её кожу. Девушка решила, что это одобрение, и с приторной улыбкой, молясь, чтобы фальшь была не слишком заметна, стянула его руки ремнём и привязала к столбику кровати. Затем выпрямилась, чувствуя себя уже уверенней, помяла его грудь, исподволь ощупывая — мышцы были довольно крепкие, и резко рванула рубаху в стороны, обнажая волосатую грудь. Барон расхохотался — ему нравилось происходящее, и, судя по ощущениям между ног, он был уже готов.
Аина тоже тяжело дышала и даже испытывала нечто похожее на возбуждение. Но, разумеется, совсем не от мысли о соитии. Она, дразнясь, расстегнула верхнюю пуговицу на брюках мужчины, и остановилась, облизывая губы. Морган подался бёдрами вверх, словно стремясь выпрыгнуть из штанов.
— Ну же, не томи!
Это прозвучало, как приказ, и взведённая до предела пружина сорвалась, как арбалетная стрела. Девушка с чувством небывалой эйфории рванула из подмышек когти корса и с размаха всадила их в соски ненавистному Болирдому!
Барон дёрнулся, захрипел — уже не от страсти. На лице его отразилось крайнее недоумение. Аина выдернула лезвия, ювелирно направленные между рёбер — впору было гордиться собой.
— За что? — просипел Морган.
— Алрина о Иолана о Дарлен ал да Сарендом к твоим услугам, самозванец! — зло выкрикнула она и вонзила «когти» ему в горло.
В последний миг на лице барона мелькнуло понимание, и сердце отозвалось странным удовлетворением. Он знает, за что погиб.