А во-вторых, девочка испачкала туфли и платье в грязи и теперь потихоньку сковыривала подсохшую корочку, чтобы хоть как-то привести себя в божеский вид.
Дорога, по которой они ехали, едва угадывалась по прибитой траве и была пустынна. Никто не попадался им навстречу и не обгонял их. Наверное, люди знали, что тут путешествуют разбойники, и избегали встреч с ними. Алрине смутно помнилось, как отец с Гаретом однажды обсуждали перегон лошадей из отдалённого селения, упоминая какую-то короткую, но опасную Тропу Войны. Кажется, они рискнули ею воспользоваться, и ничего не случилось. Повезло, наверное, ведь бандиты тут проезжали не каждый день, иначе они бы уже встретили кого-нибудь из своих.
Несколько раз от Своры отделялась группа нартов с повозкой, полной вещей из Сарена. Они пропадали по несколько дней и возвращались дальше по ходу движения обоза, гружёные уже другими товарами. Видимо, распродавали добро в каких-то селениях. Так что, увы, не видать ей больше ни портретов предков, ни маминой лютни.
Алрина успела кое-что узнать из подслушанных по вечерам разговоров. Этих разбойников было целое племя. Они называли себя Народ Войны или нарты. Обоз и все, кто к нему принадлежал, назывался Сворой, и главарем её был действительно тот дядька, что спас девочке жизнь, по имени Дарго.
Его и смуглых старших с бляхами в волосах называли «ахсартаги». Бардз, который пытался убить Алрину, тоже был в их числе. Те же, кто не принадлежал к воинам, были вовсе не слугами, а «бытовиками». Многих даже уважали за поддержание повседневной жизни.
Свора направлялась куда-то в Орду, где жили остальные нарты. Правда, ехать было довольно далеко, но никто не торопился. Они рассчитывали поживиться ещё не раз, прежде чем прибыть домой. К ужасу Алрины, поговаривали, что наверняка они доберутся туда только к осени. Она не могла себе представить, чтобы так долго просидеть на фургоне — скорее она сойдёт с ума, как тот мальчик.
По ночам, когда обоз уже давно стоял на месте, Алрину продолжало качать и снилось, что она едет, едет, и никогда не приедет, потому что не едет никуда. Её никто не ждёт, она никому не нужна, и теперь бесконечно будет болтаться на верхушке этого фургона.
Глава 4
Алрина: Новое имя
Однажды всё переменилось. Сначала обоз не остановился на дневной привал, потом свернул с дороги и, хотя поехали медленней, стало сильно трясти. Свора пересекла несколько холмов и после обеда разбила лагерь в большой роще у ручья.
Дарго взял с собой Бардза, ещё нескольких товарищей, и они куда-то ускакали. Оставшиеся же активно занялись запасанием еды: жарили дичь, собирали ягоды, пекли лепёшки.
Ахсартаги вернулись на следующее утро в сопровождении небольшого отряда других воинов, явно из какого-то замка. На щитах у них был герб: летящий стремглав на голубом поле.
После этого у нартов началась другая жизнь — тихая и напряжённая. Свора ехала по бездорожью. Лагерь не разбивали, костры не разжигали. Голоса бытовиков звучали приглушённо, а по вечерам, когда воины возвращались из ставших частыми отлучек, слышалось вжикание и позвякивание стали — все точили и чистили оружие. Останавливались очень поздно, и рано выдвигались в путь. Спали прямо на траве в одеялах, или на телегах — кому где хватало места.
В последнюю ночь совсем не останавливались, а ехали и ехали под полной луной, пока утомлённая Алрина не забылась тревожным сном на своей трясущейся «кровати».
Девочка проснулась от тишины и неподвижности в сером свете раннего утра, и увидела перед собой крепостную стену. Сердечко её учащённо забилось. Что они тут делают? Хотя ответ был очевиден: конечно же, собираются напасть!
Ах, если бы как-то предупредить хозяев замка! Но нартов так много, что защитники вряд ли справятся — замок-то небольшой, поменьше Сарена. Можно только спастись бегством, если есть подземный ход… Хотя мужчины, наверняка, не станут бежать. Мелвин милостивый, они все погибнут, как и её семья! У Алрины спёрло дыхание.
Тут снизу донеслось какое-то странное шипение. Старая карга, которую звали Барама, сверлила её в сумраке взглядом, и казалось, что он ощутим, как касание рук, только очень неприятное касание — не на теле, а где-то внутри.