— Ну что ты, — Клед сверкнул улыбкой в его сторону. — Мы просто разомнёмся. Верно?
Он вонзил меч в колоду для колки дров, стоявшую по пути. Клинок вошёл в «железный» дуб, как обычный нож в плошкарницу, из которой вырезали большинство утвари в Княжествах. Отличная сталь, однако!
Кабан тоже осклабился и расставил ноги пошире, слишком явно нацеливаясь на бросок. Он и в Ладонях предпочитал борьбу. Этот приём ещё тогда у него был отработан лучше всех прочих.
— Тебя хоть как звать-то герой-любовник? — продолжал подначивать задира. — Чтобы знать, что на могилке написать.
— Барт, — решил «пошутить» Клед, назвавшись именем Когтя, утонувшего в реке на границе — тот точно был из Нивзена.
Главное, чтобы никто из уже знакомых с ним бойцов не наломал «розыгрыш» и не спугнул добычу раньше времени. Но ребята, предвкушая потеху, молчали, не портили спектакль.
На самом деле Наречённый отчётливо понимал, что этого подлеца нельзя брать с собой. При всём, что он знал о Кабане, тот вполне мог оказаться шпионом Южного князя. Если не уже, то потом. А кроме того, были личные счёты, слегка отягчённые тем, что Алан всё же погиб, пусть и не от его руки… В любом случае, Кабан был ненадёжным звеном, которое следовало устранить. Но убедительно объяснить подобное будет сложно. И подставлять хозяина дома не хочется. В городах с этим строго. Поэтому придётся попробовать секретный удар, который показал ему на прощание Ларис, на всякий случай. Лишь бы получилось! Всё-таки он не полный посвящённый и его особые способности только приоткрылись.
Постояв напротив Кабана, как бы в нерешительности, Клед сделал пару обманных движений. Тот не выдержал, сорвался ему в ноги, пытаясь выполнить захват для броска. Прекрасно понимая, чего ожидать, Наречённый перепрыгнул через противника, использовав для опоры под руку его же плечо, и, приземлившись за спиной, дал пинка под зад. Кабан вспахал носом землю. Можно было сразу навалиться и зафиксировать победу по правилам турниров в Ладонях, но секретный удар следовало наносить в центр грудины. Поэтому пришлось ещё поплясать и покривляться, чтобы заставить противника отказаться от борьбы и разогнуться для нормального боя.
Наконец раскрасневшийся Кабан пошёл размахивать кулаками — позорно, совсем не так, как учили Когтей. От первых двух ударов Клед уклонился, а под третий просто нырнул, блокируя другую руку изнутри, и от всей души впечатал ладонь в широкую грудь. Там он скопил за время боя всю свою застарелую злость и припечатал так, что амбал, в полтора раза превышающий его по объёмам, чуть не упал назад. Он пошатнулся, кашлянул, и сел на задницу.
— Что-то мне нехорошо стало, — сказал, едва ворочая языком. Похоже, «фокус» удался. Но окончательно ясно станет через пару часов.
— Ты посиди тогда, отдохни, а потом продолжим, — легкомысленно сказал Клед, снисходительно потрепав того по плечу.
На него напала какая-то странная лёгкость. Ложь не требовала усилий. Может быть, потому, что, по сути, никакой неправды он не произносил?
— Кто ещё не против схлестнуться?
Ребята похмыкали, помялись, но желания никто не выразил. И хорошо, наверное, потому что лёгкость утекла так же стремительно, как появилась. Навалилась усталость и недоумение: с чего он решил грохнуть подлеца, а не просто сообщить той же Петре, что его надо выгнать? Она бы ему поверила и без лишних объяснений.
Но менять что-либо было поздно. Кабан поднялся и убрёл с пятачка, отмахнувшись от вопроса десятника о самочувствии. Такой же вялый, как Клед сейчас. Казалось, в удар ушла не только злость, а вообще все силы. Парень не без труда выдернул свой меч из колоды и решил, что лучше всё же поспать. Теперь, наверное, получится…
— А вы чего прохлаждаетесь? — обратился к остальным Рамон. — Работайте, у нас осталось всего несколько дней до выступления. Мы должны представлять собой слаженный отряд.
Бойцы разбились на две группы и двинулись с разных сторон окружать кучу дров. Клед понял, что бывший десятник княжеской дружины, оказывается уже проделал немалую работу и порадовался, что это поручили не ему.
Казалось, он только положил голову на подушку, как его безжалостно вытрясли из сна молодецким стуком в дверь. Наречённый побрёл открывать, пытаясь продрать глаза. Это оказался Рамон, который как-то слишком тихо и мрачно после такого грохота сказал:
— Тебя зовёт Кабан. Совсем ему плохо что-то.
Клед плеснул в лицо воды из таза, стоявшего на тумбочке, и последовал за десятником в сарай, который выделили наёмникам для проживания. По дороге он выполнил несколько энергичных дыхательных упражнений, чтобы разогнать кровь и прийти в себя.