Ясно одно — он оказался уязвим перед обеими женщинами. Обе они вызывали в нём чувства, но разные: Петра — животные, Алина — благородные. Когда он «онемел» после Наречения, любые чувства казались благом. Но сейчас… Наверное, всё хорошо в меру.
Противоположные влечения отвлекали его от выполнения насущной задачи. Связанной, ни много, ни мало, с выживанием. И как бы не разорвали пополам! В конце концов, он им не канат, чтобы его перетягивать! Он свободный человек и сам вправе решать, кого любить, а кого ненавидеть! А ещё лучше и уместней быть бесстрастным и эффективным.
Эта мысль и пресыщенность терзающими его чувствами, обратилась внезапно в холодную решимость. Клед собрал в одном вздохе всю ярость, плескавшуюся внутри, сплавил её с волей, призвал образ Меча и, совершив отчаянное сверхусилие, погасил все чувства разом. Сразу стало хорошо и спокойно. И дыхание выровнялось…
Не успел Клед насладиться облегчением от наступившей внутри тишины, как из зарослей по другую сторону речки, к которой они приближались, раздался противный, не высокий, не низкий, а какой-то вибрирующий звук рога. Несколько лошадей, в том числе Хлебушек, встали на дыбы, заржав, а край слуха вспороло пение стрел в воздухе.
Наречённый спрыгнул с коня и откатился — как раз вовремя, потому что тот захрипел и повалился назад и набок. Парень метнулся за его круп, пытаясь разглядеть противников, но они стреляли из-за деревьев. Он быстро окинул взглядом группу — кто-то натягивал свои луки, другие, спешившись, обнажили мечи, ещё одна лошадь упала, подбитая в бок, но вроде бы люди все целы.
Петра же, оставшаяся в седле, вытащила из седельной сумки окованный медью рог и, набрав полные лёгкие воздуха, затрубила, извлекая такой же режущий уши звук, как противник до этого.
Атака мгновенно прекратилась. Последняя стрела, видимо, пущенная каким-то запоздалым на реакции лучником, криво ушла вверх и спустя полминуты приземлилась у Кледа за спиной.
Из-за деревьев одни за другим стали выходить воины довольно характерной наружности: все, как один, невысокие, сухощавые, светловолосые, но загорелые, со множеством косичек на голове. Они закидывали луки за спины и показывали открытые руки. Было их примерно две дюжины.
— Атаковать? — спросил подъехавший к Петре Рамон.
— Нет, это рог их предводителя, нас больше не тронут, — ответила та.
Клед еле слышно выругался и добавил:
— Не могла раньше затрубить?
Но Отступница услышала и невозмутимо ответила:
— Я не могла ожидать настолько враждебного приёма так рано на подступах. Рог вообще предполагалось только показывать их старейшинам.
Но это объяснение не умерило злости, показавшей свой хвост из-под колпака, которым Наречённый накрыл все чувства. Он перелез к голове Хлебушка, который подёргивался в агонии, и оценил рану. Похоже, пробито лёгкое. С другой стороны «колпака» ударил фонтанчик острой печали: Клед успел привязаться к добронравной животинке за время пути. Он достал дядин кинжал и обнял коня за голову на прощание, еле слышно шепча:
— Прости, мой хороший. Прости. Спасибо, что верой служил мне. Сейчас я тебя отпущу…
Кто-то взял его за плечо. Клед поднял затуманившийся взгляд. Это был Рамон. Тот неопределённо кивнул назад, легонько отстраняя соратника. За спиной у десятника маячила Петра, кивком велевшая подчиниться, и парень отступил. Он не знал, остаётся ли после убийства животных Смертная Тень, но сердце успело дрогнуть — убить питомца, с которым делил тяготы пути, непросто…
Рамон быстро и аккуратно перерезал Хлебушку глотку, велел Кледу выбрать коня из свободных и вернулся в седло. Петра дала знак приближаться к реке, на другом краю которой остановились противники. Алина уже заняла место телохранителя рядом с хозяйкой. Лишь скользнула по напарнику сочувственным взглядом. Но легче ему от этого не стало.
Клед же застыл, пытаясь запихнуть выбившиеся чувства обратно под «колпак». И смотрел на Хлебушка, пока не осознал, что взгляд того остекленел, а жизнь покинула тело. Пора снимать сбрую…
Вьючные и запасные лошади остались позади под присмотром пары наёмников. Он направился туда. После сидения «тише воды, ниже травы» в течение двух дней, запасы изрядно облегчились, и свободные лошади были. Второй всадник, потерявший скакуна, быстро выбрал, видимо, знакомую лошадь. А из оставшихся Кледу наиболее подходящим для верховой езды показался конь вражеского разведчика, которого привела Алина.
Наречённый постарался на скорую руку наладить с ним контакт — скормил сладкий корешок цахеры, погладил по шее. Коняга, похоже, обладал неприхотливым характером и соскучился по вниманию, потеряв хозяина, так что артачиться не стал — дал себя оседлать и взнуздать. После чего Клед смог наконец присоединиться к основной группе, ведущей переговоры с местными на берегу ручья.