Она обхватила Брена руками за шею, вжалась в него крепче. Брен встал, поднимая на ноги и её. Он вроде бы ничего особенного не делал — просто прижимал её к себе, одна рука на пояснице, другая между лопаток, но девушка начинала задыхаться от поднимающейся по телу волны блаженных ощущений. Теперь она понимала, почему тёрлись друг об друга животные в гон — тело действовало словно само по себе.
В живот ей упиралась горячая отвердевшая мужская плоть, которая одновременно и пугала, и манила. Но вот Брен слегка отстранил её от себя, развязал шарф, распахнул платье, которое тут же сползло с плеч, и девушка предстала перед ним во всей наготе. Восторг горевший в его ореховых глазах, казавшихся в свете огня золотистыми, дарил упоение.
Мужчина осторожно обхватил руками тяжёлые полушария, немного сжал, а потом легонько провёл шершавыми пальцами по набухшим, как ягоды, соскам, и Аина громко ахнула от неожиданно острого удовольствия. Брен припал к одному губами, пощекотал его языком, пососал, словно телёнок, добывающий молоко. Потом перекинулся на другой.
У девушки по всему телу запорхали бабочки и от обилия восхитительных ощущений подогнулись ноги. Воин поймал её, аккуратно уложил на ложе. Но Аина судорожно потянулась к упавшему у костра «платью», чтобы подстелить его под себя.
— Можем испачкать, — хрипло предупредил её Брен.
— Так и задумано.
У девушки голос вообще прерывался от переполнявших её чувств. Она не находила в себе сил объяснить, что именно пятно крови на этом куске ткани, предъявленное одной из Мудрейших, завтра станет её пропуском во взрослую жизнь.
Вместо этого она притянула мужчину к себе, требуя ещё поцелуев. И он не замедлил их обеспечить, сминая её губы, обсасывая их, проникая в рот языком, пьяня её страстью пуще пива.
Вот только одежда ужасно мешала. Аина хотела прижаться к Брену всей кожей, почувствовать всё его тело, прошить его насквозь своими токами, оплести и присвоить себе. Она начала задирать рубашку, и мужчина мигом стащил её через голову, вновь припадая губами к груди. А девушка непослушными пальцами распутывала завязки на его штанах. В конце концов воин так же быстро освободился от них, скинув заодно свои ботинки и стащив её чувяки. И наконец навис над ней во всей красе. Но не спешил кидаться, а разглядывал Аину, лаская взглядом, и давал ей возможность разглядеть его.
Зрелище оголённых мышц, бёдер, разбухшего естества, похожего сейчас на рог диковинного зверя, нацеленный на неё, пугало, но в то же время восхищало своей первобытной мощью. Аина погладила широкую грудь, покрытую негустой шёрсткой, провела по полоске волос, спускающейся на живот, но ниже идти не рискнула. Она мягко притянула мужчину к себе за плечи и прошептала:
— Давай полежим так немного. Я хочу тебя почувствовать.
Брен бережно опустился на неё, удерживая верхнюю часть тела на весу, но девушка подтолкнула его локти, желая полного контакта, и он налёг целиком. Его горячее естество упёрлось ей в лобок, руки мяли бёрдра, он тяжело дышал. Аину тоже затопила доселе неведомая жажда, она шарила по его спине, запускала руки в волосы, наслаждаясь тяжестью, прижавшей её к Земле, размягчаясь от неё каждой мышцей. Девушка всеми чувствами потянулась внутрь мужчины, упиваясь ощущением чужой живой и жаждущей её силы. Прильнула к его губам, чтобы слиться полнее.
Брен чуть приподнялся, отвечая на поцелуй со всё возрастающим пылом. Их токи смешивались, принося целую гамму неописуемых ощущений. Внезапно Аина наткнулась на что-то мертвенное внутри него, висевшее неподвижно, будто высохшая рука у калеки. Она направила свои токи туда, но это было всё равно, что поливать мёртвое дерево.
— О, Дана! — взмолилась девушка, вспомнив, что сегодня они могут и должны быть не только собой, но и олицетворением богов.
И внезапно у неё внутри словно выросла некая новая сила, она оживила и мёртвое дерево, она запечатлела такой поцелуй на губах партнёра, что Брен с рыком распахнул её ноги и направил своё естество в сокровенное место, осторожно, но неумолимо проникая внутрь. Аина ахнула. «Рог» был неожиданно твёрдым и горячим, но очень гладким, а ждущая его впадина так набухла, что это медленное слияние вызвало беспомощный стон наслаждения, окончательно лишая девушку всякого подобия самообладания.