— Смотри, он тебя оскорблял, тем самым положив зло на свою чашу весов. Ты его за это изрядно наказал в поединке, нагрузив свою чашу тяжелее. У Дакта остался осадок из-за твоего перевеса, и, когда он попытался снова хоть немного перетянуть тяжесть на себя, то сам поплатился соразмерно своей шалости, а вот тебя Весы саданули по полной. Надумаешь мстить — так и до гибели кого-то из вас может дело дойти. Причём бывает, что чаша бьёт сильнее не того, кто больше неправ, а того, кто понятливей. Ты уловил мою мысль?
Тогда Клед кивнул, соглашаясь больше не преследовать Дакта. Однако на деле ещё долго осмысливал сказанное, благо времени на раздумья у него появилось в избытке. А боль и внезапное превращение из чемпиона в калеку весьма способствовали переоценке убеждений. Чувство собственного превосходства куда-то испарилось. Гнев, даже праведный, перестал казаться однозначным основанием для того, чтобы навалять обидчику по полной.
Ведь если бы он просто победил Дакта, Весы остановились бы в равновесии и на этом всё закончилось бы. Однако, решив над ним поиздеваться, Клед сам создал перекос в другую сторону. Даже без всяких Весов, отец ведь пытался учить их, как не нажить себе врагов. Тогда «минимальная защита чести» казалась мальчику слабостью, порой даже трусостью, и только теперь он понял, что имел ввиду отец под словами «ниже твоего достоинства». Следовало просто осадить насмешника, но Клед зашёл дальше и дал тому повод для мести. Значит, недостаточно сдержался. Перегнул палку. Поступил несправедливо. В конце концов, Дакт лишь молол языком. Не кидаться же в ответ на каждую собаку, вздумавшую на тебя залаять?
Получалось, что возмездие надо соизмерять не с чувствами, а взвешивать разумом. И ограничивать не своими возможностями, а величиной провинности. Иначе можно дойти до того, что убьёшь ребёнка, швырнувшего в тебя камень, играючи. Возможно, даже лучше ответить слабее, чем тебе прилетело, или вовсе оставить оскорбление без ответа? С точки зрения отца это являлось наиболее достойным поведением. Но если Весы действительно существуют, не создаст ли это перекос в другую сторону? И какой именно?
Данный вопрос так серьёзно обеспокоил парня, что он, после долгих колебаний, решился побеспокоить Скимитара ради разъяснений. Охрана не желала пускать его просто так, без направления из канцелярии, поэтому пришлось подкарауливать во дворике.
— Нельзя оставлять нападение без ответа, даже если оно лишь словесное, — ответил Скимитар, жестом приглашая шагать за собой куда-то в другую часть монастыря.
Он выглядел довольным, услышав вопрос, смотрел на Кледа одобрительно и охотно пояснял:
— Весы, конечно, вернут всё по полной, но пока это случится, нападающий, не встретив отпора, может нанести более серьёзный вред. Соответственно, равновесие будет нарушено ещё больше и откат станет сильнее. Получается, не противодействуя, ты позволишь ему вляпаться куда глубже, чем могло бы быть. И тем самым поспособствуешь расшатыванию общего равновесия. Всё же человек не зря царь природы и, каждый, по мере сил, несёт часть ответственности за порядок вокруг себя. А тем более, мы, воины, стоим на страже справедливости, которая, по сути и есть выражение равновесия. Так что не надо благодушия. Оставь его немощным. Воздавай, но с меркой, не теряя внутреннего равновесия. От этого твоя сила увеличится и станет ещё важнее владеть собой, чтобы не наворотить бед, как сарлук в посудной лавке. Чем больше сила, тем больше ответственность, и наоборот. Понял?
Клед, баюкавший жутко болевшую руку, неуверенно кивнул и, поблагодарив начальника, отстал. В любом случае, ответ парень получил и пошёл обдумывать обратно в лазарет.
То, что гасить свои реакции до конца не надо, он понял сразу и испытал облегчение. Всё-таки мысль о том, чтобы сносить обиды молча, казалась угнетающей, сродни текущей немощности. Только та была вынужденной и временной, а вот иметь способность постоять за себя и не использовать её, выходит, не зря казалось сомнительной идеей.
Однако про силу и ответственность было непонятно, хотя и ощущалось нутром в таком постулате нечто правильное. Так что парень решил пока просто запомнить эту зависимость и начать копить силу, которая ему ох как понадобится, чтобы вернуться в строй.
Сохранять душевное равновесие было непросто, ведь почти каждое движение, раньше само собой разумевшееся, теперь выполнялось с трудом, если вообще получалось. Это периодически вызывало досаду, отчаяние, злость, но парень сжимал чувства в кулак и делал, что мог — тренировал ноги, накачивал пресс и шею, осваивал клинковое оружие левой рукой. После крючка оказалось проще, чем думалось. Зато заранее приблизится по умениям к двуруким Кинжалам, хотя говорили, что способность использовать два скимитара одновременно открывалась лишь во время полного посвящения.