Юрий Фёдорович придвинул к себе туфлю-пепельницу, постучал по её краю дымящейся сигаретой.
— Ну а когда дорастёшь… до чего-то интересного, — сказал Каховский, — вспомни, что у меня есть хороший ремень — армейский: со срочной его домой привёз. Ну а Зойке я о нём сам напомню.
Старший оперуполномоченный помахал сигаретой — та оставила в воздухе тонкий, похожий на шнурок дымовой шлейф.
— Девочек нельзя обижать, — сказал я. — Так мне мама говорила.
Разогнал рукой подлетевший к моему лицу шнурок из дыма.
— Цените, дядя Юра, что именно я вам об этом напомнил. Ведь сами знаете: гуманный зять — мечта любого нормального родителя… и лучшее средство для спокойного сна.
Юрий Фёдорович откинулся на спинку кресла, забросил ногу на ногу (будто приготовился к долгой беседе). Я понял, что Зоя не ошиблась: Каховский действительно никуда не спешил. Кофе у него в чашке закончился. Да и газету майор милиции, похоже, уже просмотрел. Потому он нашёл себе новое развлечение: решил поупражняться в острословии с десятилетним мальчишкой (со мной). Старший оперуполномоченный Великозаводского УВД неторопливо затянулся табачным дымом (при этом он не спускал с меня глаз, будто настраивался на допрос подозреваемого).
Я опередил его вопрос.
— Дядя Юра, я вот что хотел у вас попросить, — сказал я. — Разрешите Зое бросить танцы. Она их ненавидит. И отпустите её завтра после школы со мной — часиков до девяти.
Каховский хмыкнул. Но ответил не сразу. А только после того, как не спеша выпустил в крону тополя струю серого дыма.
— Приданного за неё не дам, — сказал он. — Даже не проси.
Майор милиции покачал головой. Кончик сигареты обломился — упал Каховскому на штаны. Юрий Фёдорович встрепенулся, стряхнул с треников сигаретный пепел.
И вновь посмотрел не меня.
— А вот выкуп за дочь могу и потребовать, — добавил он. — Не для того красавицу растил, чтобы отдать её… за просто так. Усёк… зятёк?
— Усёк, дядя Юра.
Каховский вновь нарисовал сигаретой в воздухе черту — будто провёл между нами границу.
— Куда собрались-то… несозревшие? — спросил он.
— В наш ДЮСШ пойдём, дядя Юра. Запишемся на самбо.
— Куда?
Юрий Фёдорович навалился на подлокотники — кресло жалобно взвыло. Старший оперуполномоченный подался вперёд, будто хотел лучше расслышать мои слова. Пепел снова свалился ему на штаны.
Каховский дёрнул ногой.
Но на трениках осталась подпалина — очередная.
— На самооборону без оружия, — сказал я. — Это спортивная секция такая. С уклоном в борьбу.
Юрий Фёдорович положил сигарету на пепельницу. Покачал головой (то ли в ответ на мои слова, то ли от досады, что снова прожёг адидасовские портки), потёр пальцем новое пятно на штанах, скривил от досады губы. Взглянул на меня.
— Я знаю, что такое самбо, зятёк, — сказал он. — Причём, не понаслышке. Или ты забыл, где я работаю? Я тебя о другом спросил.
Каховский накрыл подпалину ладонью, снова взял сигарету.
— Зойке-то это твоё самбо зачем?
Над зажигалкой взметнулся язычок пламени.
Майор милиции поднёс к нему зажатую в губах сигарету, подкурил.
— Дядя Юра, — сказал я. — Мне ли вам объяснять, в какое трудное время мы живём? Вокруг всё больше бандитов и маньяков. Честной девушке скоро страшно будет в одиночку ходить по улице!..
Юрий Фёдорович покачал пальцем.
— Запомни, зятёк: маньяков у нас нет, — сказал он. — Совсем нет. Потому что СССР — не какая-то там прогнившая капиталистическая Америка. Запомни это, если не знал. Да, мы ловим иногда серийных убийц. Такое случается. Но очень и очень редко: их у нас тоже почти нет. Понял меня?
Слова Каховского не походили на шутку.
Я кивнул.
— Понял, дядя Юра.
— Молодец, — сказал Каховский. — Да… и насчёт уровня преступности — тут ты, зятёк, тоже заливаешь. Уровень преступности в нашем городе неуклонно снижается. Показатели раскрываемости ежегодно растут. Об этом во всех областных газетах писали. А советские газеты не лгут — сам знаешь.
— Знаю, дядя Юра, — сказал я. — Но это ведь официальная информация…
Развёл руками.
— Понятно, что официальная, — согласился Каховский. — Но этот твой довод всё равно не засчитан. Против официальной статистики голословно не попрёшь. Как и против моей жены. Придумай что-нибудь получше, зятёк. Что бы я мог повторить эти слова супруге.
Он поднёс сигарету к губам.
— То есть… вы не против того, чтобы Зоя занималась спортивной борьбой? — спросил я.
Юрий Фёдорович выпустил через нос дым, пожал плечами.
— Если она сама этого хочет — то пусть занимается, — сказал он.