Фрол Прокопьевич глубоко вдохнул… но новые вопросы не задал: помешал свист чайника (резкий, пронзительный) — для тугоухого пенсионера прекрасный сигнал о том, что в эмалированной посудине на газовой плите вскипела вода. Генерал-майор Лукин встрепенулся, с ловкостью юного курсанта вскочил с дивана и поспешил на кухню. Мы с «дядей Юрой» проводили Фрола Прокопьевича взглядами, переглянулись. Чайник умолк, в кухне зазвенела посуда — громкий голос бывшего лётчика выдал непонятную мне (похожую на брань) фразу.
Каховский вдруг резко подался вперёд, указал на меня пальцем.
— Взрыв на Суворовской, — громко прошептал он. — Зятёк, ты обещал!
Юрий Фёдорович Каховский задержался в квартире генерал-майора до полудня. Большую часть этого времени мы провели на кухне — разговаривали, ароматным чаем запивали блины и торт «Птичье молоко» (его принёс Зоин отец). «Дядя Юра» в присутствии Фрола Прокопьевича почти не шутил (и даже редко величал меня «зятьком», обходясь полуофициальным «Михаил»), вёл себя относительно скромно (забывался нечасто), обращался к хозяину квартиры на «вы» и по имени-отчеству. Пенсионер не подавал виду, что его стесняло наше присутствие. Потчевал нас байками из жизни лётчиков. Учил хитростям и правилам ухода за кактусами.
И я, и старший оперуполномоченный Великозаводского УВД внимательно слушали наставления Лукина. Но думали вовсе не о комнатных растениях. Юрий Фёдорович свои мысли не озвучивал — он всё больше молчал, изредка щурил глаз (задумчиво посматривал на меня). А вот я вновь и вновь прокручивал в голове рассказ Зоиного отца. Думал о том, почему Вера Ильинична Локтева угодила в больницу. Ведь в прошлый раз такого не было (инсульт у Веры Ильиничны случился, но на годовщину смерти Оксаны) — мать пережила дочь на год и два дня. А я ещё припомнил: и тогда (в прошлый раз) одна из свидетельниц заявила, что видела моего отца входящим в подъезд Локтевых.
Юрий Фёдорович всё чаще прикасался к лежавшей в его кармане пачке сигарет. Но закурить не пытался. Хотя к полудню майор милиции уже казался нервным (от никотинового голода, который он безуспешно заглушал поеданием блинов и торта). Но и покидать квартиру генерал-майора Зоин отец не торопился. И лишь когда Фрол Прокопьевич нам напомнил, что скоро явится его старшая невестка, Каховский заявил, что «нам пора». Хозяин квартиры не уговаривал нас задержаться. Он выдал «Юре» напутственную речь, похлопал милиционера по плечу. И выпроводил нас за порог (напоследок стребовал с меня обещание «заходить почаще»).
Ещё в прихожей генерал-майора Лукина Зоин отец заявил, что довезёт меня до дома (он не предлагал меня подвести — ставил перед фактом). К машине Юрия Фёдоровича мы шли молча и торопливо. Солнце замерло в зените, припекало по-летнему. В кронах тополей чирикали птицы, со стороны песочницы доносились детские голоса. Я бросил прощальный взгляд на висевший в окне кактус (едва разглядел его: солнечный свет превратил окно в зеркало) и прибавил ходу: едва поспевал за Каховским. Юрий Фёдорович еще на ходу извлёк из кармана пачку с изображением верблюда. Но не открывал её, пока не забрался в машину. Когда я уселся в пассажирское кресло, «дядя Юра» уже закурил. Он судорожно затянулся сигаретой, задержал дыхание. Майор милиции зажмурил глаза и блаженно улыбнулся. Взглянул на меня лишь после того, как выдохнул в окно струю дыма.
Каховский заговорил, чуть растягивая слова.
— Выкладывай, зятёк, про своих бомбистов, — велел он.
Юрий Фёдорович запрокинул голову, прикрыл глаза (будто «обратился в слух»).
— Взрыв случится пятнадцатого октября, — сказал я, — примерно в семь утра. Около первого подъезда дома номер восемь по улице Суворова. Начинённую поражающими элементами самодельную бомбу в чёрной сумке из кожзама оставят, на водительском сиденье. Детонация случится, когда владелец автомобиля заинтересуется содержимым подброшенного ему саквояжа. От взрыва он погибнет на месте. Машина загорится. Сидевшая на пассажирском месте десятилетняя девочка от взрыва получит тяжёлые ранения, но умрёт не от них — сгорит заживо.
Рука Каховского замерла (не донесла сигаретный фильтр до рта Зоиного отца).
Майор милиции посмотрел на меня.
— Откуда ты…
Юрий Фёдорович замолчал, вскинул брови; и спросил:
— Видел?
Я кивнул.
— Да.
Не чувствовал особого желания вспоминать подробности того видения.
— Кто? — спросил Каховский.
— Девчонка, что учится в нашем классе, — сказал я. — Света Зотова — светленькая такая. Дядя Юра, вы наверняка знаете её. Или слышали о ней от дочери.