— …И нож ты напрасно выбросил, — говорил Зоин отец. — Совсем не факт, что мы бы не нашли на орудии убийства ничего интересного. Сомневаюсь, что ничего не обнаружили и тогда. Могли попросту не зафиксировать свои находки в протоколе. Или изъять записи о них — позже. В милиции… своя, особенная кухня, зятёк.
Юрий Фёдорович покачал головой.
— Теперь-то уже всё, — сказал он. — Теперь тот нож нам не нужен. Сомневаюсь, что достоверно объясню его внезапное появление в деле. Так можно и нарваться на неприятности. Да и поезд ушёл. Дело-то… М-да. Но алиби Витьки Солнцева я проверю. На всякий случай.
Каховский щёлкнул пальцем — щелчок прозвучал, будто треск сломанной ветки.
— И к Дмитрию Григорьевичу Лещику я тоже присмотрюсь, — добавил он. — Уж очень… хорошо его кандидатура подходит на роль подозреваемого. Такое редко происходит случайно. Можешь мне поверить, зятёк. Либо, как ты говоришь, на него переводят стрелки, либо…
Юрий Фёдорович сощурил глаз.
— Картину портит только его поездка в Новосибирск. Но если допустить, что алиби Лещика липовое… Тогда вся эта история с девицами смотрится совсем иначе: может и не простой, но вполне понятной и объяснимой. А ваш учитель истории тут же превращается в главного злодея.
Каховский взглянул на меня.
— И если подтвердятся твои слова о месте убийства Терентьевой, — сказал он, — получится совсем уж неприглядная картина, в которой этот Лещик точно не выглядит законопослушным советским гражданином. В том твоём долгом сне девчонка пропала. Но если предположить, что в нём её всё же убили, причём, там же…
Юрий Фёдорович хмыкнул.
— Выходит, что ваш учитель истории избавился от её тела, — сказал Каховский. — Он убил Нину, или не он — пока это дискуссионный вопрос. Но уже то, что он не вызвал милицию, когда обнаружил труп девчонки, наводит на определённые мысли. Так что к Дмитрию Григорьевичу я внимательно присмотрюсь.
Зоин отец сбавил шаг, а потом и вовсе остановился — рядом с дорожкой (вымощенной крупной квадратной плиткой), что через газон вела к Надиному дому. В квартире Ивановых горел свет: в гостиной. Мне показалось, что в прямоугольнике окна я разглядел человеческий силуэт. Вспомнил, что Надежда Сергеевна сегодня весь вечер была одна. Подумал, что она сейчас переживала в ожидании сына. Надя, наверняка, уже позвонила Солнцевым: узнала, когда я от них ушёл. А может, побеспокоила и Каховских — поговорила с Зоей. «А ведь могла бы просто позвонить мне на мобильный телефон, — подумал я. — Если бы те уже существовали». Прикинул, что в Великозаводске сотовая связь появится лет через двенадцать — не раньше.
Я спросил:
— Дядя Юра, а мне что теперь делать?
Каховский щелчком отправил недокуренную сигарету в кусты, сплюнул в сугроб.
— Уроки учи, Иванов, — ответил Зоин отец. — В дело этих девиц не лезь. И дочь мою держи от него подальше. Узнаю, что не послушался — всыплю тебе ремня. Я не шучу, зятёк. Обязательно всыплю. Кто-то же должен вправить тебе мозги. Пусть и не самым педагогичным способом.
Юрий Фёдорович показал мне фотографии квартиры Лещика в среду вечером. Он разложил их передо мной на столешнице в точности, как тогда, когда я рассматривал снимки, сделанные в квартирах старшеклассниц. Выжидающе посмотрел мне в лицо. Каховский не пояснил, как именно раздобыл эти фото со слегка расплывчатыми изображениями (сказал, что это не моё дело). Допытываться я не стал — склонился над столом. И без труда опознал на любительских фотографиях ту самую комнату, которую видел во время «приступа». Кровать, стол, плафоны — всё в точности, как в моём видении (вот только страниц повести я на снимках не заметил). Уверенно сообщил Каховскому, что именно в этой комнате уснёт Нина Терентьева.
— Ты уверен, зятёк? — переспросил Юрий Фёдорович.
— Уверен, дядя Юра, — ответил я. — Не сомневайтесь.
А в четверг шестого декабря я узнал, как и где умрёт Вовчик.
Глава 15
В четверг утром я как обычно сделал в компании Нади зарядку. А за завтраком сообщил Надежде Сергеевне о приглашении Лукина. Я напросился на этот «групповой визит» ещё во вторник. Решил проблему с папиным алиби на воскресенье (на случай, если Каховский всё же не убережёт школьницу): Фрол Прокопьевич позвал мою семью к себе в гости. Мишина мама после моих слов побледнела от волнения; и после недолгих причитаний («неудобно, не может быть, страшно») задумалась над проблемой «что надеть». Она заявила, что сама известит «Витю» о приглашении генерал-майора Лукина. Пробормотала: «Ну не пойдем же мы с пустыми руками…» Отправилась на работу, погрузившись в раздумья. Я проводил Надю до двери. Поцеловал Мишину маму в щёку (вдохнул аромат духов «Рижская сирень»). А четверть часа и сам покинул квартиру: отправился в школу.