Юрий Фёдорович фыркнул.
— Это потому что ты уже нарешался, Иванов, — сказал он. — Так нарешался, что теперь твои решения без помощи генерал-майора не разгребёшь. А о взрыве на Суворовской ты мне расскажешь завтра. В квартире Лукина. Я обещал Фролу Прокопьевичу, что на четверть часа вырвусь с работы и заскочу вас проведать.
Каховский повернул ключ в замке зажигания — двигатель «копейки» закашлял, но тут же заглох.
— Твою ж… — пробормотал Зоин отец.
Мотор автомобиля завёлся лишь со второй попытки.
Каховский вновь взглянул на меня.
— Не подведи меня завтра, зятёк, — сказал он.
«Дядя Юра» похлопал меня по плечу.
И добавил:
— Если тебе снова придут на ум мудрые мысли — гони их прочь. Думай не только о себе, Михаил, но и о своей матери. Помни, что от твоего упрямства и твоей глупости пострадает, прежде всего, именно она. Больше не играй в сыщика, зятёк. Делай то, что у тебя хорошо получается: читай детям книжки. И обязательно слушайся старших.
Я не сомневался, что проведу бессонную ночь (когда прощался с Зоиным отцом). Но ошибся. Провалился в небытие едва ли ни сразу же, как только вернулся в кровать и коснулся головой подушки: усталость прекрасно справилась с бессонницей. Вечером я пребывал в замешательстве из-за «предательства» Каховского. А утром взглянул на происходящее под иным углом. Завести знакомство с человеком, способным «свернуть горы», теперь казалось мне неплохой идеей (уж точно не худшей, чем довериться болтливому майору милиции). Я ещё толком не разодрал спросонья глаза, а уже прокручивал в голове воспоминания о тех самых «горах», «свернуть» которые ещё вчера даже не надеялся.
Я не чувствовал страха перед возможными допросами в милиции (помнил о своём «привилегированном» положении несовершеннолетнего). Однако сознавал и ту опасность, что грозила по моей вине Надежде Сергеевне. Чем конкретно для простой швеи обернётся в нынешнее время обвинение в незаконной торговле, я представлял весьма смутно. Но понимал, что ничем хорошим (пусть и не тем же, чем и убийство). Поэтому меня даже радовало, что Каховский не оставил мне выбора. Юрий Фёдорович уже договорился о моём визите к генерал-майору Лукину — до нашего вчерашнего разговора. Мне оставалось лишь проведать ветерана войны и понять, во что выльется его участие в решении моих проблем.
Утром в компании Нади Ивановой я сделал зарядку. Ничем не выказал ей своего волнения. И не сообщил о своём решении прогулять школу. На Надином лице то и дело расцветала мечтательная улыбка — я не решился прогнать её с лица Мишиной мамы упоминанием своих передряг (тем более что те пока существовали только в теории — я надеялся, что там они и останутся). Разделил с Надей Ивановой завтрак, проводил её до двери (заверил, что выглядела она сегодня «просто чудесно»). Подбросил я пару комплиментов и Зое Каховской, дожидавшейся меня на углу дома (в компании споривших мальчишек) — сработал по принципу «лести много не бывает». И лишь потом объявил детям, что не пойду сегодня в школу.
— А чё такое? — спросил Вовчик.
У него ещё с вечера под правым глазом красовался «фингал» — рыжий заверял, что «заработал» его на вчерашней тренировке по боксу.
Я сообщил приятелям, что должен («вот прямо сейчас») проведать одинокого пенсионера, ветерана Великой Отечественной войны («того самого, к кому я бегал в воскресенье, когда мы собирались у Павлика»). О пересадке кактусов говорить не стал. Но наплёл с три короба о том, что переживаю за здоровье старика. Намекнул Зое, что тоже участвую в шефской помощи ветеранам («той самой, приуроченной к ноябрьским праздникам, о которой говорили на классном часе»). И в очередной раз для себя отметил, насколько просто общаться с детьми. Мои юные приятели не набросились на меня с вопросами «зачем» и «почему». Они лишь деловито покивали головами и поинтересовались, не нужна ли мне (и «тому ветерану») их помощь. Я заверил детей, что справлюсь сам.
А Зое Каховской шепнул:
— Классухе скажи, что у меня сегодня утром случился припадок.
В составе привычной компании я дошёл до семнадцатой школы. Слушал рассказы Вовчика и короткие замечания Павлика Солнцева (не знал, что в детстве я любил «язвить»), ловил на себе Зоины задумчивые взгляды (председатель Совета отряда четвёртого «А» класса будто заподозрила меня во лжи, но не спешила с обвинениями). Если я чем-то и выделялся в толпе бредущих на занятия школьников, то только тем, что не прихватил с собой сумку с учебниками (я всё же нарядился в школьную форму и отглаженный ещё вчера пионерский галстук). Но почувствовал себя белой вороной, когда проводил приятелей взглядом (до дверей школы) и зашагал «против течения» — в сторону улицы Первомайская.