— Недурно, — сказала она.
Провела руками мне по плечам.
Скомандовала:
— Повернись.
Я послушно выполнил команду — продемонстрировал женщине свою спину.
Холодные женские пальцы прикоснулись к моей шее: Каховская сунула мне за шиворот руку в поисках ярлыка на тенниске — не нашла его. Женщина озадаченно хмыкнула, приподняла брови. Покивала головой, словно поддакивала собственным мыслям.
— Надо же, — сказала она.
Её голос прозвучал у меня над головой.
Я повернулся к Каховской лицом — заметил в глазах женщины удивление.
— Неужто эту рубашку пошила твоя мама? — спросила Елизавета Павловна.
Она вложила в свои слова восторженные нотки, словно пыталась мне польстить; всплеснула руками.
«Ясен перец — она», — едва не сорвалось у меня с языка.
Но я спохватился — «отфильтровал базар».
Сказал:
— Тётя Лиза, а посмотрите, какую она вышивку сделала!
Я ткнул себя пальцем в грудь, горделиво приподнял подбородок (вновь «изобразил Вовчика»).
— Правда, крут… клёвая?!
Держал глаза широко открытыми: изображал детскую наивность.
— Красивая, — согласилась со мной Каховская, — очень даже…
Она замолчала. Не глядя отыскала на стене прихожей выключатель — зажгла свет. Снова потрогала ткань моего рукава, пощупала ворот, провела рукой по полоскам на моих плечах. По-птичьи наклонила голову — уставилась на адидасовский логотип.
Я всё ещё прижимал к животу книгу. Но защищался уже не от «бандитской пули», а от холодного, оценивающего взгляда женщины. Почудилось вдруг, что я стоял на витрине. Почувствовал себя неодушевлённым пластмассовым манекеном.
— Отменное качество, — задумчиво сказала Елизавета Павловна. — И ткань замечательная. Хорошая работа. Вот удивили, так удивили…
Она поправила в ухе серёжку, повертела на безымянном пальце кольцо. Снова прошлась взглядом по тенниске, словно снимала её на видео. Набрала в грудь воздух — решила задать мне вопрос. Но тут же отложила это намерение на потом. Потому что из кухни донёсся мужской смех (мне почудилось, что от этих звуков звякнули хрустальные висюльки на люстре). Каховская встала по стойке смирно. Бросила взгляд через плечо. И тут же ногой подтолкнула ко мне знакомые красные тапки.
— Мы ещё побеседуем об этом, — обронила Елизавета Павловна.
Она проследила за тем, как я переобулся, сказала:
— Сумку оставь в прихожей. Утром отнесу её в машину.
Поправила мне причёску, сообщила:
— Сейчас познакомлю тебя со своими гостями. Они пришли полчаса назад. Предупредила их о твоём визите.
Заметила недовольство на моём лице, махнула рукой.
— Нет, ничего… такого я им не говорила, — сказала Каховская. — Не переживай.
Она поправила теперь уже свою причёску.
— Только пообещала, что начну… работу, когда решу вопрос с тобой. Рассказала о твоих подвесках… и всё такое прочее. О твоих приступах им не говорила. Как мы с тобой и договаривались. Ты же знаешь: я всегда выполняю обещания. Так что не волнуйся.
Каховская погладила меня по плечу, словно успокаивала.
— Помнишь, что нужно сделать? — спросила она. — Просто пожмёшь им руки. И всё. А потом отведу тебя в комнату Зои. Деньги за подвески и пояснительные записи уже лежат у моей дочери на столе. Там почти тридцать рублей. Заберёшь их, отнесёшь маме.
Елизавета Павловна одёрнула халат.
— Не переживай, Миша, — сказала она. — Если что… я рядом. Всё будет хорошо. Ты меня понял?
Женщина улыбнулась — её глаза остались серьёзными.
Я кивнул.
— Хорошо, тётя Лиза. Я понял. Сделаю всё, как вы велели.
Каховская вновь притронулась к моей голове.
— Молодец, Миша, — сказала она. — А теперь иди за мной.
Елизавета Павловна взяла меня за руку (в точности, как в тот день, когда сюда же приходила ныне уже покойная Фаина Руслановна) и будто на поводке повела к своим гостям.
Похожая на слесарные тиски ладонь подполковника сжала мою руку, но уже через секунду отпустила её неповреждённой.
Супруга военного пожала мне руку неуверенно, будто совершала нечто незаконное, но не решилась от этого действа отказаться.
Я не свалился без чувств (от запаха кофе тоскливо заурчал живот).
Елизавета Павловна похлопала меня по плечу. Мне почудилось, что она разочарована исходом моих рукопожатий. Но Каховская не стёрла со своего лица «милую» улыбку.