Как-то ночью во время перекура мы лежали на тёплом бетоне (он остывает к пяти утра), луна была — круглее не придумаешь, и Боря рассказывал о службе до моего призыва. По сравнению с тем, что раньше, сейчас здесь курорт. Асфальты, бетоны, казармы — всё это проложили и построили сами солдаты. Нет такого объекта, где бы он не работал. Рассказывал, не хвастаясь, а как-то тихо удивляясь тому, что столько сделано.
И дедовщина, по его словам, была в ту пору другая. Страшная.
— Я тогда решил, стану «дембелем» — никогда так по-сволочному не буду гонять молодёжь, как меня гоняли.
Странное у него лицо. Грустное, но с какой-то дурашливой иронической улыбкой. А родители — учителя.
В речах бесстрашен и ничего не стесняется:
— Чего это меня опять в начкары? Сегодня Сугоняка. Я его боюсь — он меня в караулке буханкой побил…
Любимое присловье:
— Пусть ругают, пусть. Лишь бы не били.
Любопытно, что о «Подростке» Достоевского речь у нас с ним так и не зашла ни разу.
— Знаешь… — признался он мне однажды (было это, по-моему, во время дренажных работ по отводу воды в овражек). — Мы долго к тебе приглядывались и одного не могли понять… Почему ты не стучишь?
Удивление было настолько сильным, что я даже не смог оскорбиться.
— Боря… — растерянно сказал я, опершись на лопату. — А что… во мне есть внешне… что-то такое… стукаческое?
— Но у тебя же высшее образование, — напомнил он.
Вон оно что! Действительно, как-то даже неловко получается. Развалил к чертям всю концепцию. Высшее образование — и вдруг не стукач.
Отрывок № 11
В упор не помню, как мы подружились с Марасановым. Кажется, он резко подошёл ко мне в казарме и отрывисто задал какой-то неожиданный вопрос. Впрочем, других он и не задавал. За глаза его дразнили философом. Но только за глаза. Во-первых, «дембель». Причём, пришлый — откуда-то с Памира. Во-вторых, дикая физическая сила. Житейски хитёр и наивен одновременно. Правильные крупные черты лица. Очки. Но слово «очкарик» — под запретом. Когда он их снимает, шутнику становится не по себе.
В отличие от Бори Котова досуг ему не страшен. Есть чем заняться. Ефрейтор Марасанов изучает жизнь.
Вот он заметил у меня фотографию.
— Жена?
— Жена.
— Дай посмотреть.
Даю. Смотрит. Долго смотрит. Думает.
— Знаешь, я твою жену представлял совсем по-другому.
Возвращает фото. Целый день молчит, что-то там про себя обмозговывает. Наконец подходит.
— Слушай, Женя, а тебе с ней легко жилось?
— Мне без неё тяжело живётся, Володя.
Вновь задумывается. Всё это для него очень серьёзно. Кстати, убил меня фразой: «Что мне в тебе нравится — это простота». По-моему, он первый до такого додумался. В некотором роде пионер.
— Завидую, — изрекает. И удаляется.
Позже выяснилось, что о моей семейной жизни Володя расспрашивал не просто так, — самогó невеста ждала на «гражданке». Уйдя на дембель, он пришлёт мне письмо. Дождалась. Редкий, чуть ли ни единственный на моей памяти случай.
Иногда, правда, может скроить глубокомысленную мину и такое загнуть, от чего иного, глядишь, и столбняк хватит. К примеру: «Знаешь, по-моему, конечная цель человека — бессмертие».
(Уж не с этой ли фразы завязалось наше знакомство?)
Полагаю, он пытался таким образом выйти на одну со мной волну, показать, что диплом дипломом, а и мы-де тоже не лыком шиты. Воистину, так.
Одно лишь то, что ефрейтор Марасанов составил и держит в голове картотеку на всех интересных, по его мнению, людей дивизиона, ошеломляло. Мало того, он в каждом, представьте, подозревал хорошего человека, искренне считая, будто грязь и дерьмо — не более чем внешний слой, а под ним — нечто светлое и настоящее.
Очень потешно досадовал, если ничего такого не обнаруживалось.
Невероятная личность. Особенно на фоне группы дивизионов «Тантал».
Вежлив, даже застенчив, но так только кажется. На самом деле азартен и редкостный проходимец.
Возвращается из самоволки, ему говорят:
— А тебя комбат искал.
Марасанов исчезает на пару часов, приводит себя в порядок — и предстаёт перед комбатом трезвенький, чистенький. Уставной.
Начинается поединок двух интеллектов.
— В самоходе был?
— Никак нет, товарищ майор! Робу на запруде стирал. Сохнет сейчас на позиции — могу показать…
С одной стороны, не родился ещё тот самовольщик, которого не смог бы расколоть «дед» Сапрыкин. Хотя, с другой стороны, не родился и майор, способный расколоть ефрейтора Марасанова с помощью косвенных улик.