Но он не сачкует — он мыслит. Точнее — подсчитывает причины, по которым (с одобрения комбата) взялся отлить из бетона такую курилку, чтобы не уступала в плане монументальности всему остальному.
Итак:
Пока буду строить, освою бетонные работы. Глядишь, и сварку тоже. Всё равно заставят что-нибудь делать. Так уж лучше в охотку. На позициях я сам себе хозяин. Хожу в чём хочу. В казарме лучше не появляться — там рядовой Горкуша. Комбат любит дерзкие проекты…
Добравшись до двадцать первого пункта, считать бросил — дальше перебор. Но про себя решил: отныне перед тем, как что-либо сделать, буду прикидывать число причин. Если меньше трёх — ну его на фиг…
Выяснилось, однако, что до осени отлить в бетоне курилку не получится — не из чего. Только в ноябре, когда будем доводить до ума третий капонир. Жаль, однако податься некуда! Ограничился тем, что врыл по центру асбестовую трубу в пол-обхвата, на которой потом будет крепиться рама для масксети (а то, не дай бог, американский спутник-шпион подсмотрит, как мы там перекуриваем). В идеале, конечно, надо бы четыре трубы потоньше — как раз по количеству углов, но ничего другого нигде украсть не удалось.
Настала осень.
«Дембеля» дембельнулись, а из карантина прибыло пополнение. Дали мне в помощь двух унылых «шнурков», вручил я им носилки, послал за раствором к третьему капониру, сам вооружился мастерком. Помня заветы старшего сержанта Котова, с молодыми решил обращаться нежно и бережно.
И что ж я получил от них взамен благодарности? Зажрались, суки! Кровь пьют шлангами! Хрящ за мясо не считают! До капонира — рукой подать, а их ждать замучишься. Бредут, путаясь в новеньких долгополых шинелях, и личики у обоих трагические. Один, помню, при мне такое ляпнул…
— Думал, в армию иду, а попал на каторгу.
Я аж остолбенел. Даже ответить ничего толком не смог. Стою с мастерком в руке, уставясь в узкие спины удаляющихся в сторону капонира сачков. Вконец оборзели — едва ноги переставляют!
Внезапно пасть моя широко разевается и сама собой исторгает зловещий дембельский рёв:
— Бя-гом!..
(Звук «г», естественно, исторгается на украинский лад.)
Содрогаюсь от омерзения, а «салабоны» подпрыгивают в страхе — и бегут с пустыми носилками трусцой.
Потрясён собственным поступком. Вечером нетвёрдой рукой заношу в блокнот:
«В каждом человеке до поры до времени спит сержант».
Но курилку мы воздвигли. Правда, конструкция с одной опорой по центру оказалась неудачной: раму, утяжелённую маскировочной сетью, вывернуло первым порывом ветра, предательски обнажив секретный объект. Трубу приказано было срубить. Срубили. Топором. Под самый корешок, как ту ёлочку.
Отрывок № 15
А ефрейтор Марасанов, между прочим, первый лось дивизиона. Вернее, их двое таких: он и лейтенант Жихарев. Иногда они бегают на спор в присутствии многочисленных зрителей. Обычно побеждает неистовый Марасанов. Рванув со старта, на третьем шаге он корчит зверскую морду, срывает панаму — и мчится дальше, зажав её в кулаке (очки, естественно, снимает и прячет заранее).
Сдаём норматив. Дистанция… Ну, допустим, шесть километров. Три километра туда (до офицера с флажком), и три километра обратно. Присутствует проверяющий из Ташкента. Марасанов с Жихаревым сразу уходят в отрыв, остальные растягиваются по шоссе, я — замыкающий (но делаю вид, будто просто берегу силы для финишного рывка).
А шоссе — не то чтобы извилистое, но пара-тройка поворотов имеется. Проходим последний. Метрах в двухстах впереди и впрямь маячит офицер с флажком. Всматриваемся — и ноги сами собой замедляются… Да это ж наш лейтёха из первого огневого с флажком маячит! Свой, не продаст. Дружно поворачиваемся, бежим обратно. В памяти отпечатывается беспомощное личико так и не достигнутого нами лейтенанта.
Некоторое время лидирую. Ибо сказано, последние станут первыми. Потом меня помаленьку начинают обходить. Наконец сзади надвигается яростный топот — и мимо проносится взбешённый Володька. Морда — зверская, в правом кулаке — панама.
Результат нам не засчитали. Даже я пробежал на пятёрку. А Марасанов с Жихаревым перекрыли рекорд округа.
Отрывок № 16
Второй огневой дивизион слыл у нас на «Тантале» самым разболтанным. Месяца не случалось, чтобы чего-нибудь не отчудили.
Шёл разводящий со сменой. Дело было ночью, путь на посты пролегал мимо небрежно забитого фанеркой окна продовольственного склада. Караульные подумали-подумали, отодрали фанерку и разжились увесистым шматом сливочного масла, каковое потом и употребили — возможно, без хлеба.