«Ну, что же, пора накрывать на стол, друзья?»,-спросил друг Владимира, как бы проводя послесловие этой счастливой, хоть и немного грустной Таллинской истории. И стали накрывать на стол. Но послесловие для истории писать, как по мне, пока рановато, да и декабрь, не сменив ноябрь, ещё никак не мог бы вступить в свои владения. В общем, наша история сейчас находится в стадии скорее апофеоза, нежели чем послесловия, и, несмотря на все невзгоды наши герои упорно двигаются в Афины, по синусоиде, останавливаясь на единице и как бы символизируя успех. Да и вся наша жизнь, впрочем, вполне сравнима с математикой. Я говорил когда-нибудь, что все можно сравнить со всем, выразить через все? Не помню, говорил ли, но сейчас бы точно хотел сказать. А потому, что все можно представить через все, легко доказать теорию: ничто-только нолик, но нолик не конечный, печальный, а скорее бесконечный и обещающий творить.
Глава 23. «?»
Владимир же привел ребят в такое место, в такое, как бы сказать, знаменательное, ключевое место. Идея Владимира была такова: каждый по очереди взойдёт беседку, проглядывающуюся вдалеке в роще, и полчаса просидит там, в тишине и неведении, раздумывая над тем, как ему дальше жить. После, когда закончится его очередь, подойдет очередь другого, спокойно выйдет, и, не говоря никому ни слова о своем выборе, пустит следующего. От беседки идут три тропинки: одна назад, к той же железнодорожной платформе, вторая-по толстому слою льда, щедро наморозившему Эстонию, по бережку, в Таллин; третья же, самая главная, куда-то на запад, к приключениям. И вот, перед друзьями стояла задача: найти цель, одну единственную и большую, наиважнейшую цель, и в соответсвии с ней выбрать дорогу. И уже никогда с нее не сворачивать. Владимир рассчитал и все сделал так, чтобы ближе к полночи все они вместе зашли в беседку, чокнулись бокалом шампанского, пожелали друг другу удачи, высказали бы благодарность за дни, прожитые вместе, и с последним, двенадцатым ударом курантов вышли бы в путь, не теряя ни единой секунды. И такую беседку предлагаю сооружать я вам каждый раз, когда вы стоите перед выбором, совершая важное решение, или лишь хотите сделать свое решение важным, чем-то, от чего вы могли бы оттолкнуться потом. Я сейчас серьезно. Просто выделите полчаса и останьтесь абсолютно один, одна. Проанализируйте все. И по прошествии получаса выберите дорогу. Назад, к станции, это значит все закончить, исправить, поменять все и начать что-то новое. Вторая, в Таллин, это значит продолжать делать то, что вы делали. А эти полчаса считать лишь временем незапланированной медитации. Третья же дорога, на запад, это дорога, пойдя по которой вы найдете наконец свою самую будоражащую мечту и двигаться к ней. И навсегда покончить со своей неуверенностью. Люди-боги. Они беспомощны лишь в выборе своего всемогущества. Ребята по очереди стали заходить в беседку. Наступила полночь. Как только наступила, зашли все вместе, сразу. Владимир достал откуда-то и вправду целую бутылку шампанского. Разлили, когда чокались. Но Илья просто закрыл на это глаза, наслаждаясь таким моментом. Все было, как он и представлял: куранты били двенадцать часов, подбрасываемые окрыленными хлопьями снега, и в воздухе стояло необычное сияние, как будто мерцание, словно кто-то включил невидимые фонари, гирлянды, щедро развешанные Владимиром в роще. Закрывая глаза, Илья представил некое хитрое переплетение ощущений, происходящих у него внутри. Белый снег, белые хлопья этого замечательного, почти родного северного эстонского снега плавно залетали в беседку через прорези в окошках, плавно гладили Илью по лицу, сразу тая. Складывалось впечатление, что тебя поливает из самого что ни на есть обычного ведра. Откуда-то вдруг стал доноситься шум, чуть резковатый гул. Такое бывает обычно, когда долго сидишь в тишине и вдруг начинаешь прислушиваться. Органы чувств часто играют с нами в шутку. Открыв глаза, Илья почему то оказался на дне «Молодости», как бы полностью погруженный в неё, с банкой малинового варенья в руках, как будто прячась, стараясь спрятаться от очередного шторма, настигшего путников где-то в северном море. Назавтра должны были приплыть в Амстердам. Владимир отчаянно рулил, и так как ветер был лишь попутным, а те датчане, что однажды забрали лодку, сказали, что не так уж она и хрупка, то обещался прибыть к берегу Голландии ещё ночью.