— Заболела, — быстро ответил Шпатц. — Кажется, воспаление легких или что-то в таком духе. Сначала у нее началась лихорадка, потом кровавый кашель и рвота, а через три дня она уснула и не проснулась.
— Ваша семья довольно богата, неужели ее не лечили?
— Лечили, разумеется, — Шпатц нервно дернул плечом. — Семейный доктор и еще какой-то. Но ничего не помогло.
— Другой доктор? Вы знаете его фамилию, герр Грессель?
— Увы, передо мной никто не отчитывался, — голос Шпатца дрогнул. — Мы с отцом повздорили, он сказал, что не мое дело, кто лечит его жену, обматерил меня и выставил. Я ушел в кабак, снял там же комнату и пил. А утром она умерла.
— Не появлялся ли среди окружения вашей семьи кто-то новый незадолго до смерти Блум?
— Боюсь, что вокруг нашей семьи все время появляются новые лица — нам принадлежит множество заведений, у отца дела с десятками разных поставщиков, посредников и покупателей. А рабочий кабинет у него на первом этаже нашего дома.
— Может быть вы сменили горничную или няню?..
— Я понимаю, куда вы клоните, герр инспектор, — Шпатц несколько сжал и разжал кулаки. — Мою мать некому было ненавидеть. Она мало с кем общалась. Не любить ее могла разве что Джерд, но тут скорее наоборот должно быть — это она отодвинула мою мать в сторону. Новая горничная… Нет, ни горничной, ни няни мы не нанимали. А вот новые соседи появились. Купили дом, пустовавший несколько месяцев. Его звали Кушт Дагмер, а имени супруги я не знаю.
— Они все еще живут в этом доме?
— Я переехал от отца через три дня после смерти матери. Мы поругались, и я не видел его с тех пор.
— Когда точно это было?
— Три месяца назад.
Боденгаузен поднялся со скамейки и кивнул в сторону столовой. Вопреки ожиданиям Шпатца, никакого строго распорядка по приему пищи в Гехольце не было. Главный зал столовой не был поделен на сектора, регламенты, ритуалы и правила, ограничивающие практически все области жизни в Шварцланде никак не касались еды. Можно было прийти в любой момент, положить на тарелку сколько угодно и чего угодно и сесть за любой столик. Столики, кстати, тоже были разного размера — можно было устроиться как большой компанией на виду у всех, так и уединиться в крошечных альковах в одиночку. Когда Шпатц первый раз пришел в столовую, он думал, что его там ожидает строгий оберкельнер, который будет строгим голосом вызывать каждого по имени, а его бессловесные помощники — выдавать строго отмеренные порции еды. А на выходе нужно будет отмечаться у секретаря, что «герр Грессель употребил колбаски с тушеной капустой, два ломтя хлеба и яблочный компот. Слава Шварцланду!» Однако опасения не оправдались. Не требовалось ни отмечаться в обеденном гроссбухе, ни отчитываться о количестве съеденного. Нужно было просто взять тарелку, обойти стол раздачи, самостоятельно наполнить ее чем хочется и сесть за любой столик. Если первой порции не хватило, не возбранялось подходить к столу с едой сколько угодно раз. Можно было громко разговаривать, смеяться и даже петь песни, если возникало такое желание. Во всяком случае рослые парни из военной охраны Гехольца несколько раз так и делали.
Шпатц и Боденгаузен устроились за столиком у стены, из-за которого была виден почти весь зал. Зал был почти пустым — они пришли далеко не к началу, а значит сладкие крендельки точно закончились. Шпатц плюхнул в миску чечевичной похлебки, выбрал из оставшихся кусков хлеба пару поджаристых горбушек и как раз выбирал, какую из остывших колбасок взять, как дверь столовой распахнулась, и на пороге возник человек, совершенно не сочетающийся со всем этим местом. Он был очень высок, очень тонок и очень ярко одет. Костюм в пурпурно-красную клетку, алый галстук и крохотные красные очки на кончике длинного тонкого носа. Тощий франт на мгновение замер в дверях, поморгал, привыкая к приглушенному свету столовой, а потом расплылся в широкой улыбке, распахнул длинные руки и подпрыгивающей походкой направился к столу раздачи.
— Хирш, как же я рад тебя видеть! Ты не представляешь, какими скучными делами мне приходилось заниматься последнее время!
Боденгаузен разулыбался в ответ, тоже с готовностью распахнул объятия, они похлопали друг друга по плечам, как старые добрые друзья. А Шпатц так и стоял, нацелив вилку на колбаску. Приглядевшись он заметил на лацкане рубиновую каплю — этот странный человек был доктором.
— Герр Грессель, — Боденгаузен указал на большой стол, предлагая устроиться там всем вместе. — Позволь представить, это Карл пакт Готтесанбитерсдорф, лучший специалист по виссенам. Карл, это Шпатц Грессель, кандидат на гражданство Шварцланда.